Анастасия Перфильева - Далеко ли до Сайгатки?

— Фонарик где? — прокричал Спиря.

— Здесь, у меня.

Шурф был глубокий, метров восемь, узкий, обшитый сверху брусьями. Снег косо летел в него, как в колодец. Брусья обледенели и покрылись коркой.

— Ну, Спирюшка, держи, — сказала Вера Аркадьевна, становясь одной ногой в бадью. — Трудновато, конечно. Да ведь забьёт снегом, ещё труднее будет…

— Я держу!

Спирька навалился на вороток.

Вера Аркадьевна сунула за пояс молоток, фонарик и, упираясь обеими руками и свободной ногой в стенки шурфа, стала осторожно спускаться.

— Скользко? — прокричал Спирька.

— Ничего… Ещё немного!.. Так… Закрепляй!

Голос в шурфе становился глуше, канат дрожал, натягиваясь, и Спирька отпускал его постепенно, без рывков. Закрепив тормозом, вздохнул с облегчением. В забое мягко застучал молоток — Вера Аркадьевна брала пробы.

А ветер между тем незаметно гнал за спиной по полю белый крутящийся вихрь. Нагнал, дохнул холодом и рассыпался. Пальцы у Спири заныли в рукавицах.

Брезент на Боярыне вдруг стал колом и покатился в поле.

— Спускай дальше! — глухо прокричала из шурфа Вера Аркадьевна.

— Есть!

Закрепив снова вороток, он лёг на насыпь. Глубоко в забое шурфа мигало крошечное жёлтое пятнышко — свет фонарика. Всё в порядке!

Спирька сбегал к Боярыне, приволок из поля улетевший брезент.

Наконец Вера Аркадьевна подала сигнал:

— Готово… Пробы сначала прими!

Вытащить наверх бадью с наполненными мешочками было не трудно. Спирька аккуратно сложил мешочки у насыпи — снег тотчас сровнял их, точно спеленал. Потом спустил бадью обратно…

Ветер с неистовой силой обрушивался с неба. Занесённая снегом Боярыня жалобно заржала.

— Тащи… понемногу! Тормоз ставь… Отдыхай! — прокричала снизу Вера Аркадьевна.

— Не бойтесь! Я спра… — Конец слова унесло в поле.

Вот теперь начиналось самое главное. Спиря взялся за рукоятку, изо всех сил упёрся в стойку ногами… Весь напрягшись, следил за медленно ползущим на вороток канатом. После короткого отдыха, пока тормоз сдерживает бадью, ещё несколько оборотов, потом ещё… Теперь уже Вера Аркадьевна поднялась со дна шурфа на три метра, теперь на четыре… Она помогает ему там, упираясь в стенки…

И вдруг произошло то, чего не ожидали и не могли предвидеть ни мальчик, ни она сама.

Тормоз воротка сильно щёлкнул, точно выстрелил, в стойке что-то громко хрустнуло… Вырвавшаяся рукоятка больно ударила Спирьку по локтю… Бешено закрутился вороток… Тупой удар сорвавшейся бадьи о дно шурфа, приглушённый, неясный крик там, в глубине, и внезапная пугающая тишина, только свист ветра в ушах.

Упав на насыпь, ловя ртом воздух, забыв о разбитой в кровь руке, Спирька крикнул сквозь хлынувшие от боли слёзы:

— Вера Аркадьевна… Тормоз, тормоз сорвало!

Но ответа не было. Ужас охватил мальчика. Она упала, разбилась, лежит без сознания…

— Вера Аркадьевна!..

Наконец далёкий, изменившийся её голос:

— Что… случилось?

— Тормоз вырвало! Вы-то… Вы-то как?

— С ногой неладно… Если можешь…

Он вскочил, заметался по насыпи.

— Сейчас! Маленько потерпите, я сейчас!

И был уже возле воротка: да, из стойки вырвало храповик тормоза. Теперь вся надежда только на его руки, на его силу! Сможет ли он поднять наверх, удержать бадью с Верой Аркадьевной? Справится ли? Иного выхода нет! Она ждёт его в темноте, на дне шурфа ушибленная, может быть искалеченная… Если бы не эта боль в локте!..

— Тащи понемногу… Ничего… Я буду… помогать!..

До крови закусив губу, отчаянно морщась и не сдерживая слёз, Спиря что было силы навалился опять на вороток.

Новый неистовый порыв ветра стегнул сверху. Обжигая лицо, сорвал с головы шапку, швырнул куда-то. Снежная пыль резанула глаза…

Спирька вытер рукой лоб.

Вера Аркадьевна лежала у насыпи, и на побледневшее лицо садились крупные белые хлопья. Ветер спал, снег валил теперь густо, сплошной пеленой. Спирька сбросил куртку, хотел накинуть на Веру Аркадьевну. Она сказала тихо:

— Не надо. Помоги встать…

Застонала, ступив на разбитую ногу. Подогнув её, бессильно опустилась опять на землю.

Тогда Спиря свистнул, подозвал Боярыню. Та, мягко переступая, подтащила к шурфу телегу. Мальчик отряхнул тяжёлый от снега брезент, обхватив Веру Аркадьевну, помог доковылять до телеги, с трудом подсадил…

— Пробы… Пробы не забудь.

— Я знаю!

Чуть не вскрикнув от боли (локоть едва ворочался), поспешно перетаскал мешочки. Опять подул ветер, туча снега поднялась с поля, мешаясь с наступившей темнотой.