Вера Новицкая - Галя

Асе поставили термометр. Ртуть начала быстро подниматься и остановилась на тридцати девяти и семи десятых. Жар был очень сильный. Доктор внимательно выслушал и выстукал пациентку. Галя, еле живая от страха, стояла молча, тяжело дыша и не спуская встревоженных глаз с лица доктора.

— Что-нибудь очень опасное? — боязливо спросила она, когда осмотр закончился.

— Мне кажется, нет, — успокоил ее Покровский. — Судя по тому, как быстро и будто бы беспричинно поднялась температура, я предполагаю инфлюэнцу [84] Инфлюэнца — острое простудное заболевание ( устар. ). . Болезнь эта, предательская для изнуренного старика, в большинстве случаев легко и без вредных последствий переносится нетронутым организмом ребенка. Сильный жар тоже не представляет опасности, так как у детей температура вообще чрезвычайно быстро повышается. Тут я кое-что пропишу. Заставляйте принимать аккуратно, ставьте компресс на голову, и, даст Бог, через несколько дней малышка наша будет в полном порядке. Затем не тревожьтесь и ложитесь. После лекарства, которое я назначил, больная тоже, вероятно, успокоится и заснет. Да она, кажется, уже спит, — закончил доктор, указывая на Асю.

Пожав руку Гале и обещав заглянуть на следующий день, он тихонько, на цыпочках вышел из комнаты.

Острая тревога, в первую минуту охватившая девушку при виде горячего, мечущегося в кроватке ребенка, немного улеглась от успокоительных слов доктора, однако все же послушаться его совета и пойти спать — эта мысль ни на секунду не пришла ей в голову.

Отправив человека с рецептом в город и отпустив на покой измученную няню, Галя, в ожидании возвращения посланного, села у постели девочки, тревожно вглядываясь в ее бледное личико. Здесь, в полуосвещенной печальной комнате, эта нарядная женская фигурка в воздушном розовом платье казалась алой утренней зорькой, сквозь тьму холодной ночи украдкой прорвавшейся к изголовью больного ребенка, чтобы принести свет и радость маленькому страждущему существу. Видимо, чем-то подобным и представлялась она возбужденному воображению Аси.

Полуоткрыв свои лихорадочно блестевшие синие глазки, девочка остановила их на розовом силуэте. Она не узнала Галю:

— Добрая волшебница… Черненькая… И розовые крылышки… Пришла… А тетя… Галя говорила… Не бывает… И василечки… Много… Много…

Отяжелелый язык малышки с трудом выговаривал слова; настоящее, видимо, перемешивалось с ранее полученными впечатлениями и дополнялось болезненной фантазией. Ася снова сомкнула веки и не то заснула, не то впала в безмолвное забытье.

Впечатление какого-то сказочного видения среди окружающего ее полумрака произвела Галя и на Таларова, когда вскоре после отъезда доктора он, встревоженный, вошел в комнату дочери.

Исчезновение девушки из клуба почти тотчас же было замечено, одним из первых спохватившихся был сам Михаил Николаевич. Тщетно проискав Галю по всем большим и маленьким гостиным, он не на шутку встревожился, не зная, что предположить. Таларов блуждал по всему помещению клуба, надеясь встретить кого-нибудь, быть может, случайно осведомленного в интересующем его вопросе, как вдруг натолкнулся на Бориса Владимировича. С ним он и поделился своим удивлением и беспокойством.

Помня желание Гали не тревожить Михаила Николаевича, Ланской в то же время сознавал, что дальнейшая неизвестность приведет к результату, как раз обратному, поэтому решил в дозволенных ему пределах сказать кое-что Таларову.

— Вы, Михаил Николаевич, не волнуйтесь. Я недавно видел Галину Павловну. Она говорила, что очень устала и у нее немного болит голова, поэтому она решила отправиться домой отдохнуть. Она не хотела никого беспокоить и поехала одна, поручив мне, если вы спросите, объяснить вам, в чем дело. Я предлагал проводить ее, но тут случайно оказался какой-то ваш васильковский служащий, с ним вместе она и поехала.

Невзирая на гладенькое и вполне правдоподобное объяснение, данное молодым человеком, тревога, бессознательно вкравшаяся в сердце Таларова, не только не ослабела, а, наоборот, как будто усилилась. Уныло побродил он еще некоторое время по ярко освещенному собранию, посмотрел на кружащиеся пары, но прежнее желание присоединиться к ним пропало — радостное настроение было спугнуто.

«Верно, ей очень плохо, если невзирая на веселье, на весь свой сегодняшний успех, на кавалеров, разобравших заранее все танцы, она так сразу исчезла, — рассуждал Таларов. — И с кем это она поехала? А вдруг по дороге сделался обморок и теперь ей очень дурно, а дома никого, ни малейшей помощи?! И о чем только я тут еще философствую? — спохватившись, мысленно выбранил он себя. — Надо не предположения строить, а сейчас же ехать».