Лия Симонова - Лабиринт

Рембо живо переместил Викулю на подлокотник, словно куклу, с которой уже наигрался, и выставил на всеобщее обозрение просвечивающие из дырок на брюках колени.

— Ладно, купим, — сразу же изъявил готовность Лында, будто французы из его байки торговали на соседнем базаре и речь шла о пустячной мелочи, о которой и говорить-то нет резона. — Слушайте дальше… У Фрэнка имелся старенький «фордик». Стартера у него уже ни фига не было, и заводился он с, трудом, но товар возить можно. Фрэнк подкатил к дому Жан-Пьера, и этот Жан-Пьер вместе с Соломоном погрузили часть джинсов в телегу и поперли за остальными. А Фрэнк из телеги не вылезает, чтобы мотор не заглох. И вот видит он, что-то с неба палится. Подумал, самолет гробанулся, рванул к тому месту, где бы ему упасть, да вроде ничего не падает. Задрал он морду кверху, а над ним четыре ярких шара мотаются…

— Да что ты?! — всплеснул руками Рембо, отчего Викуля чуть не свалилась с подлокотника. — И долго они так будут мотаться? Видишь, девочка скучает, ждет меня, а ты баланду травишь-травишь…

Все в подвале, и Лында в первую очередь, знали, что Рембо обожает длинные истории с приключениями, особенно если в них молодые люди, такие как он, совершают чудеса храбрости, злодейства и оборотистости. Неудовольствие Рембо на этот раз выражало крайнюю степень его раздражения попыткой Дикаря, Лынды и тем более Пупка проявить независимость от него, о чем, как пить дать, донесла ему ослепленная ревностью и обидой Семга. Известие оказалось настолько неожиданным и ошеломляющим, что Рембо до конца в него не поверил и пока по-отечески терпеливо, всего лишь показным пренебрежением вразумлял своих зарвавшихся корешей. Не трудно представить себе, как озвереет Рембо, убедившись, что они на самом дело покидают его.

Лында предвидел это и вполне правдоподобно прикидывался, что не замечает дурного настроения шефа. После короткой паузы он продолжил свой рассказ:

— Ну вот, тягают Жан-Пьер с Соломоном новую партию джинсов, а телега Фрэнка стоит уже в двухстах метрах от дома. И весь ее передок не то в тумане, не то в дыму. Мужики подумали, что «фордик» ку-ку: загорелся там или еще чего — трухлявый же! Похиляли посмотреть, что с Фрэнком, а Фрэнка и след простыл. Мотор, сволочь, тарахтит, фары горят, а Фрэнка, поискали вокруг, нигде нету…

История принимала детективный оборот, и Лында умело смаковал таинственность ее событий, но Рембо, вопреки своим пристрастиям к таинственному и сверхъестественному, слушал нехотя, нетерпеливо поглядывая на Смурного.

Смурной, как объезженный скакун, хорошо чувствующий седока, не дожидаясь окончания рассказа, вышел из комнаты. Это было уже прямым вызовом, но Лында и Дикарь, и даже Пупок понимали, что они не должны сорваться. Лында, притворившись, что не придал значения оскорбительной выходке юного наглеца, попробовал пообещать Рембо увлекательную развязку:

— Слушай, шеф, я тебе такого еще не рассказывал… Те четыре ярких шара, которые над Фрэнком мотались, ну, я говорил уже, теперь и Жан-Пьер с Соломоном увидели. И прямо на их глазах шары эти вдруг растаяли в воздухе, а яркое облако превратилось в светящуюся трубу и тоже исчезло. Ну, парни порядком трухнули, поперли в жандармерию. Жандармы ушами шевелят, насторожились, стали, как водится, мужиков допрашивать. Каждого по отдельности, да только они ж не врали, шлепают все одинаково, на мокруху тут не похоже. Тогда жандармики подняли всех на ноги, слазили на электростанцию, поблизости была у них, пошуровали баграми в реке, все думали жмурика найдут, ни фига не нашли. Газеты у них, знаешь ведь как, тут же все поразнюхали, жандармов подначивают: они, мол, вас за дураков держат, а сами припрятали своего приятеля. Жандармы отбрехиваются: не могут они ваньку валять. Оказывается, этот Жан-Пьер с Соломоном торговали без разрешения властей и налоги не платили. Зачем же им с жандармерией шутки шутить?..

Рембо, казалось, чуть оживился, но тут же погас, впадая в прежнее томное равнодушие ко всему, кроме живой игрушки, которую он снова перетащил на свои колени.

— Через неделю Фрэнк появился на том самом месте, откуда исчез, — уже комкая, наскоро сворачивал шикарную байку Лында. — Щетиной зарос, но так больше ничего в нем не изменилось. Вызвали его в жандармерию, а он ничего не помнит, никак не может врубиться, что уже неделя прошла, и, похоже, крыша у него поехала. Ну, жандармы туда-сюда, обратились к врачам, к ученым, которые космическими исследованиями занимаются, неопознанными объектами, пришельцами и всем таким, и выясняется, что Фрэнка этого пришельцы на свой корабль уволокли. Вспомнил он через некоторое время, что лежал в какой-то белой комнате, будто лаборатории, и с ним инопланетяне, или кто там еще, какие-то эксперименты проводили. Усыпляли его, а когда хотели поговорить, то слова возникали прямо в его сознании. Он будто слышал металлические голоса, но никого не видел. И вот так, не общаясь, через черепушку, эти инопланетяне предупредили его, что вспоминать он ни о чем не должен, если не хочет причинить себе боли. Вы, мол, елки-моталки, жители Земли, варвары, склонные к разрушению, и лишнего вам знать не положено, вы все знания употребляете себе во вред…