Жигмонд Мориц - Будь честным всегда

Теперь уж действительно есть отчего сойти с ума. Миши хочется плакать, и он плачет, слезы так и бегут по щекам. Такая чудесная, красивая девушка, какая добрая была она вчера, как хорошо говорила с ним, кроткая, милая, и держала себя просто, естественно, как могла она уехать с этим негодяем? Господи, господи, какое несчастье!..

Он добрел до церкви, той, у которой недостроена колокольня. Стоит эта колокольня, похожая на башни старинных замков, как на батальных картинах. Тут начинается улица Кошута, надо свернуть направо. Уже без четверти четыре, а в четыре нужно быть у Орци.

Вот и сегодня выпал ужасный день… Раз уехала Белла, он больше никогда не пойдет к Дороги, там все ему противны. Зачем идти туда, раз уже нет той, ради кого стоило это делать? Бедняжка… Как она была мила, когда они оказались вдвоем в темной кладовке и она сказала: «Ну, я-то уж не стала бы учить этого осла». И всегда она была очень мила… И вот уехала, а ему, Миши, как и прежде, надо давать уроки Шани, этому ослу, дураку, свинье бессовестной.

Сейчас и Орци внушает ему отвращение, вернее, страх, ведь он увидит слезы на лице у него, у Миши, который не желает ему ничего рассказывать и, конечно, все расскажет.

Он постоял немного, чтобы успокоиться, прийти в себя, и, когда пробило четыре, робко вошел в подъезд, как ровно в пять входил обычно к господину Пошалаки.

Теперь Миши уже знал, что надо позвонить, и, когда дверь открыла старая служанка с очень добрым лицом, он сначала не узнал прихожей, с недоумением посмотрел на множество дверей, но наконец увидел вешалку, которая оказалась зеленой, а не красной, как ему помнилось, и стена под ней была затянута не красным, а зеленым сукном.

Старая служанка молча посмотрела на него и провела в комнату Орци, который вскоре вышел к Миши.

— Так что мы будем теперь делать? — схватив гостя за руку, возбужденно спросил Орци.

— Добрый день, — машинально произнес Миши заранее приготовленное приветствие.

Орци даже не улыбнулся, он был необыкновенно серьезным.

— Добрый день, — отозвался он.

— А что надо делать? — спросил Миши.

Утратив всю свою рассудительность, Орци заговорил, захлебываясь от восторга:

— Только что вернулась из табачной лавки Фа ни. Она подала обед, вымыла посуду и пошла туда. Подумай-ка, вчера днем кто-то уже получил…

— Что получил? — вскричал Миши.

— Выигрыш!

Замолчав, они уставились друг на друга.

— Продавщица в табачной лавке говорит, что тот тип еще в среду приходил к ней за выигрышем, а она сказала ему, что выплатит только в субботу. Побоялась, как бы еще кто-нибудь не явился за деньгами, но таблицы тиража провисели четыре дня, никто больше не пришел, и она выплатила тому типу.

Сплетя пальцы, Миши тупо смотрел на Орци.

— А сейчас дома нет ни папы, ни мамы, я просто не знаю, что делать. Фани, Фани, идите сюда!

В комнату вошла уже знакомая Миши старая служанка и тотчас принялась причитать с таким отчаянием, словно у нее самой украли деньги.

— Ах, боже, боже мой, создатель всемилостивый! — ломая руки, восклицала она. — Хоть бы барин был дома. Ах, господи, как это барчук не сказал мне раньше! Я бы еще вчера сходила туда. О господи, это просто ужасно, и продавщица в лавке какая-то чудная, сама не знает, кому выплатила выигрыш.

Сжав голову обеими руками, старая Фани металась по комнате. Ее отчаяние потрясло Миши, который только теперь начал понимать, что произошло страшное несчастье, раз оно повергает в ужас даже посторонних людей.

Тут старая служанка предложила ему сесть. Он сел и слушал, как она во второй и третий раз слово в слово повторяла свою историю: откуда она знает продавщицу в лавке, сколько раз в год покупает лотерейные билеты и сроду не выигрывает, лишь деньги переводит понапрасну, но больше чем по десять крейцеров не тратит, да и то когда сон хороший приснится или вынет из ящика, что стоит в лавке, пять номеров «на счастье». Но какие только билеты она ни покупала, а выигрыша нет как нет. Один раз маленькая племянница вытянула билетик из ящика — ведь ребенку невинному счастье само в руки идет — и тогда номера эти выиграли, но только в венской лотерее, а у нее оказалась пражская…

Миши упорно молчал, а Орци не знал, что делать.

— Куда пропал Гимеши, куда запропастился этот Гимеши? — то и дело восклицал он, нервно смеясь и вскакивая с места.

Так пролетел незаметно целый час.

Когда часы в соседней комнате пробили без четверти пять, Миши поднялся, ему пора было уходить.