Жигмонд Мориц - Будь честным всегда

Вот так и надо бы жить всегда, но почему-то у него не получается…

— У меня есть ученик, — вдруг совершенно неожиданно сказал Миши. Ему давно уже хотелось сказать, но он стыдился: могут подумать, что он хвастает.

Обе женщины одновременно повернулись в его сторону.

— Что такое? — всплеснув руками, воскликнули они.

— У него ученик! — повторила тетя Тёрёк.

— Вот он — племянник Гезы Ижака! — сказала Илонка и сплела вместе свои тонкие, нежные пальчики. — Господи! Ну что за порода такая, что за светлые головы!.. Мальчику двенадцать лет, а у него уже ученик!

— Ну, и сколько же тебе платят? — спросила тетя.

— Два форинта.

— Вот как, — сказала Илонка, успокоившись: видно, не такое уж это трудное дело, раз невелики доходы. — Это очень хорошо… Молодец! Большое подспорье при теперешней жизни! Два форинта — тоже деньги!.. Вот отец-то порадуется, что у него такой сын!.. Ах ты лягушонок, у него уже ученик… Ах ты зеленая слива! Я уж теперь и на «ты» с ним не смею… Господин учитель!.. Вот это да!..

Миши слушал, счастливо улыбаясь, даже засмеялся, но вдруг вспомнил, как тетя часто говорила ему в прошлом году: «Не скаль зубы-то!» — и плотно сжал губы.

Тут вошел дядя Терек. Он пришел со двора в своей неизменной пестрой домашней шапочке с кисточкой и был еще более хмурым и молчаливым, чем раньше. Во рту у него, как всегда, торчал потухший чубук.

— Вы только посмотрите, папа, кто к нам пришел.

— Вот так так! — произнес господин Терек, вынул изо рта трубку, высоко поднял ее, затем сунул обратно в рот и той же рукой погладил мальчика по голове… — Молодец!

Они очень сдружились прошлой зимой, вместе читали книги: дядя Терек — романы, а Миши — старые журналы, вместе занимались и читали «Двухрогого человека» Йокаи и «Старинные венгерские сказания», часто играли в шахматы… Ни с кем он так хорошо себя не чувствовал, как с дядей Тереком. Да и дядя Терек обращался с Миши совсем иначе, чем с другими. Бог знает почему, но со своими домашними он почти никогда не разговаривал; другой раз и словом не обмолвится, а если когда заговорит, так все это тут же превращается в пререкания.

— Видите, папа, — сказала Илонка, — перед вами маленький педагог. (Миши покраснел оттого, что его так сразу выдали.) У него есть ученик!

— Молодец, — одобрительно кивнул дядя Терек и спросил серьезно:

— Твой одноклассник?

— Да, — смутился Миши, так как почувствовал вдруг, что нехорошо выдавать себя за учителя, когда речь идет о твоем однокласснике.

— Очень хорошо: так и тебе легче готовить уроки, и материал лучше усваивается.

В этом замечании было столько сердечности, что Миши сразу проникся благодарностью к Дороги за то, что, занимаясь с ним, он действительно повторяет всю латынь и арифметику, предметы, в которых сам слабее всего. Он тут же решил, что больше никогда не назовет Шанику своим учеником, а будет говорить, что они вместе готовят уроки…

— Ему платят два форинта! — сказала Илонка. — Вот у других какие сыновья, а наши за всю свою жизнь не принесли в дом двух форинтов.

Миши сразу же почувствовал беду этой семьи. Антал — тупица, Имре — разгильдяй, а Янош — кутила, иначе его не называют, за весь прошлый год он только два раза был дома, из-за него-то обычно и ссорятся дядя и тетя Терек.

Миши посмотрел на стену и, к своему великому удивлению, не обнаружил там большого портрета Яноша, нарисованного углем одним из его коллег. Этот портрет в прошлом году дядя Терек выкинул из комнаты и велел сжечь, но его повесили на кухне… Куда же он делся?

Миши всегда побаивался Яноша — он такой сумасброд, кутил даже когда учился в коллегии, все ему было нипочем. В прошлом году он совсем не жил в Дебрецене, и Миши слышал, будто ему уже несколько лет нельзя показываться в доме: отец терпеть его не мог. Мать однажды тайно выплатила его долги, и тогда дядю Терека просто нельзя было узнать. Миши, конечно, об этом не рассказывали, но он как-то сам догадался, наблюдая бесконечные скандалы… Правда, в прошлом году все это не очень его занимало, да и кто он тогда был — просто маленький ослик.

На кухне воцарилась гнетущая тишина, дядя отыскал в золе уголек и положил его в набитую трубку. И тут — боже правый! — в кухню вошел Янош, спокойно, по-домашнему, с накинутым на одно плечо зимним пальто.

Миши испугался своих собственных недобрых мыслей на его счет и почтительно встал.

— Поди-ка сюда! — воскликнула Илонка и тут же объявила, глядя на Миши: — Учитель!.. — И, указывая на него пальцем, она торжественно добавила: — Племянник Гезы Ижака. Двенадцать лет — и уже учитель!