Жигмонд Мориц - Будь честным всегда

Гимеши смотрел на него так же удивленно, как недавно смотрел на бабушку, затем снова принялся рисовать.

— Ну и реви себе, реви, я не против, — сказал он.

С этими словами он положил кисточку, и, весь перемазанный краской, налил из кувшина стакан воды, и протянул Нилашу.

— На вот, пей.

Нилаш был поражен: такой доброты он не ожидал.

— Глаза-то промой. Войдет бабушка и опять накинется.

Миши смочил пальцы в воде и протер глаза.

Тут он взглянул на друга и засмеялся: лицо его от губ до самого подбородка было вымазано краской.

— Сам лучше умойся, — сказал он.

— Зачем?

— Посмотри на себя.

Гимеши подошел к зеркалу и посмотрел.

— Ой, какой я хорошенький!

Он вернулся к столу и подрисовал себе зеленые усы.

— А теперь как? Лучше?

Гимеши начал паясничать, и они долго смеялись.

Скоро Миши опомнился: уже темнеет, и ему пора идти к старому господину.

На следующий день, когда на уроке венгерского языка раздали тетради с сочинениями и Орци получил четверку, Нилаш и Гимеши со смехом переглянулись.

Орци был обижен и отбросил тетрадь, словно к нему это не имело никакого отношения.

В последнее время уже частенько поговаривали об успеваемости. Миши, собственно говоря, не очень этим интересовался, но во втором «А» результаты обычно объявляли раньше, и он узнал, что Бесермени получил «предупреждение» сразу по двум предметам.

Миши не жалел его, даже немного злорадствовал — так ему и надо! Было странно, но Миши совершенно не вспоминал о многочисленных мелких неприятностях, которые причинил ему Бесермени, но, как только он видел его, сразу вспоминал о ноже за мусорным ящиком и уже не мог ни разговаривать с ним, ни дружить, ни простить его. Хотя с тех пор, как Миши стал зарабатывать, а Бесермени так и не получил ни посылки, ни денег, он все настойчивее ходил за Миши и с удовольствием бы принял угощение в лавке со сладостями, даже несмотря на то, что Нилаш был из класса «Б», а ведь тот, кто учился в «А», и тридцать лет спустя говорил: «И как только можно было учиться в „Б“?»

В тот же день после обеда объявили «предупреждения» и в классе Миши. Дебреценцам их выдали на руки в письменном виде и велели отнести на подпись родителям, остальным только прочитали вслух и отправили по почте.

У Миши некоторое время было тревожно на душе. Раньше он не думал, что тоже подвергается опасности и надо быть внимательнее, чтобы не получить «предупреждение». Но когда он услышал имена неуспевающих учеников, которые в прошлом году были на хорошем счету, ему почему-то стало не по себе, и он вспомнил, что у него есть пробелы, — в основе supinum, например, он до сих пор не разобрался.

Слава богу, его фамилию не назвали…

Однако дня через три-четыре на уроке латыни Миши ощутил какое-то смутное беспокойство.

Обычно преподаватель Дереш, проходя мимо Орци, каждый раз ласково гладил его по голове, но сейчас он то и дело поглядывал на Миши.

Миши всегда обижало, что преподаватель выделяет Орци, но, с тех пор как сам убедился, что господин Дереш бывает у Орци в доме, его уже перестала удивлять сдержанность преподавателя. Что-то обидное было в том, что учитель старается говорить с Орци тем же тоном, что и с другими учениками. Дома-то ведь он называет его Бебуци, тогда зачем здесь, в классе, обращается к нему по фамилии?

Он считал, что не должно быть между людьми двойственных отношений: раз к кому-то хорошо относишься, так с ним всегда и держись. Если бы, к примеру, его дядя Геза преподавал здесь, в Дебрецене, разве он называл бы Миши по фамилии?

Миши хотел, чтобы преподаватель Дереш держался с Орци по-дружески, а не как с остальными, но тогда и с ним, с Миши тоже, потому что и он уже был у Орци… И с Гимеши, который для Миши словно брат, и с Шантой, лучшим учеником в классе. На Танненбауме Миши остановился — это другое дело; у них в деревне еврей не мог быть наравне со всеми, но здесь, в коллегии, все иначе, и к тому же Танненбаум умнее их всех.

Над этим Миши и размышлял, когда в конце урока к нему вдруг обратился преподаватель:

— Нилаш!

Миши вскочил в полном смятении, ведь он совершенно не следил за уроком и понятия не имел, о чем сейчас говорилось в классе.

— После урока зайди в учительскую.

Поскольку преподаватель больше ничего не сказал, Миши, немного подождав, сел на место. В классе шептались, поглядывая на него, и, пожалуй, он только сейчас впервые обратил внимание на своих одноклассников. До этого его интересовали только Гимеши и Орци да, может, еще двое-трое; ему всегда казалось, что в классе их всего пятеро. Парта его находилась у самой двери, и, войдя в класс, он сразу же за нее садился, на остальных учеников обращая внимание не больше, чем на траву да кусты на лугу.