Утром мы с Ромеком ушли домой. Ромек ждал за дверью. Мама увидела меня, посмотрела мне прямо в глаза и сказала: «Дети должны есть манную кашу». Ерунда. Я махнула Ромеку, мол, пойдём. Ромек зашёл в дом и осторожно уселся за стол. Я написала сообщение: «Задача: дети должны есть манную кашу», и нажала на «отправить локально». Сообщение разошлётся по нашему городу. Конечно, родителям оно тоже придёт, но они уже давно не пользуются связью. Им не до этого — они воспитывают детей.
Ромек уселся за стол и посмотрел на маму. Мама поставила перед ним тарелку манки.
— Я не хочу манную кашу, — сказал вдруг Ромек.
— Ромек… — испуганно сказала я.
— Ромек! — крикнула мама.
— Ромек, нельзя, нельзя…
— Я не хочу есть манную кашу! — плакал Ромек, размазывая слёзы по лицу. — Не хочу есть манную кашу! Я не хочу есть манную кашу!
Мама надвигалась, я закрывала Ромека собой. Мы медленно шли к двери, и как только оказались на улице, побежали к свободной зоне. Мама гналась за нами, но лишь мы пересекли границу зоны, она повернулась и пошла домой.
В свободной зоне почти никого уже не было. Наверное, все отправились по домам — ждать у порога, когда можно будет войти. Конечно, мы могли бы жить прямо на пустыре, но какая от этого радость?
Я поискала Томаша, но его нигде не было. Вечером мы на пустыре остались одни. Все остальные были дома и лопали манку. Кто с вареньем, кто с мёдом, а кто просто так. Я сердито посмотрела на Ромека, а тот недовольно пробурчал:
— Я не хочу манную кашу. Эда, я не хочу.
— Да кто тебя ею кормит, глупый, — сказала я.
— А есть хочу, — добавил Ромек.
Мы сидели на крыше и играли в кубики. Кубики были с буквами, но Ромек учиться не хотел, а пытался что-то соорудить. Когда небо окрасилось в красный, на крыше появился Томаш.
Ромек потянул его за руку:
— Томаш, давай строить.
Томаш послушно ставил кубик на кубик и посматривал на меня.
— Тоже не любишь манку? — усмехнулась я.
— Просто подумал, вдруг вы здесь.
Я благодарно посмотрела на него, а он протянул мне бутерброд. Я разломала его пополам и поделилась с Ромеком. Томаш сел рядом.
— Слушай, Эда! — бодро сказал он. — Ты же смелая, да?
Я пожала плечами:
— Это вряд ли.
— А если бы ты могла всем помочь?
— Тогда, наверное, посмелела бы. А может, и нет.
Томаш вытянул вперёд руку и раскрыл ладонь. На ладони лежал браслет. Он был не такой серебристо-чёрный, как у родителей. Он был оттенков зелёного цвета.
— Смогла бы надеть? — спросил Томаш.
Я забрала браслет. Он был тяжёлым и холодным.
— Объясни, — попросила я.
Томаш вздохнул.
— Ты же знаешь, что у родителей браслет не снять.
— Кто-то пробовал? — спросила я.
Томаш закатал штанину и показал шрам на ноге.
— Многие пробовали, — сказал он. — Снять его невозможно.
Я уткнулась в колени, раскачивая на пальце браслет.
— Этот браслет, — сказал Томаш. — Сделал я сам. Он такой же, как у родителей. Почти.
— Почти?
— Он мощнее. И сообщения на него могу передавать только я. Мы не можем снять браслет, потому что родители убеждены, что этого делать нельзя. Но если дети будут убеждены ещё больше, что это сделать можно… Понимаешь?
— Почему ты не можешь испробовать его сам?
— Я не могу отправить сам себе сообщение. Он завязан на меня, вот и всё. Невозможно.
— Тогда почему я? Ведь моя мама — Первая. Вдруг мы наоборот, навредим?
— Я уверен, что Первая мама будет всегда. Не твоя, так чья-то ещё. Заодно и выясним. Нам нужны взрослые, Эда. Без них мы не справимся. Надо с кого-то начинать.
— Присмотри за Ромеком, — сказала я и защёлкнула браслет на запястье. Мне сразу захотелось уйти, не оставаться здесь. Куда-нибудь, только прочь. Свободная зона теперь была не для меня.
— Завтра в десять, — сказал Томаш. — Будь готова.
Я покидала свободную зону почти ночью. Посмотрела на наше здание и увидела, как вверх, в небо, светят два фонарика. Один луч, Ромека, беспокойно метался туда-сюда, а другой светил вверх, до самой яркой звезды.
Утром, в десять-ноль-ноль мама сказала: «Родители должны провести время с детьми». В этот же момент, в десять-ноль-ноль, утра на мой браслет поступило сообщение: «Родители должны жить без браслета». Я помню только, как меня обволокло каким-то мягким туманом, как я сделала шаг вперёд. Помню, как странно посмотрела на меня мама. Дальше был какой-то провал. Но страшный провал, страшный! Я до сих пор помню этот страх, он мне снится, он преследует меня, скрывается за каждым углом. Помню, что тогда я знала, как правильно. И ещё было больно. А потом я очнулась.
Читать дальше