Ирина Костевич - Мне 14 уже два года

Денег оставалось в обрез, но очень хотелось сделать ей подарок. Удостоверившись, что рядом никого, колясь о шипы, сорвала с клумбы огненно-красную розу. Неровно сломанный стебель выдавал происхождение цветка. Но Сана способна оценить такое, и я не стала ничего подравнивать.

По дороге в больницу представляла, как встречу подругу, вручу розу… Тут замяукала сотка.

— Так ты идешь или нет?

— О’к, Сана, я уже к больнице подхожу!

— Короче, жми на остановку, которая за больницей — дорогу не переходи, сиди там. Поняла?

— А что…

Договорить не удалось — Сана дала отбой связи.

Сидела я на остановке долго. Так долго, что уже и роза стала казаться мне лишней, да и сама я со своими дурацкими чувствами — тоже. Что она там о себе воображает? Звоню — без толку. Так и просидела битый час, не меньше — даже водители автобусов узнавать начали. Думают, наверное: «Вот, приперлась на свидание — а ее кинули!» Хотя, какое свидание — девушки на свидание с розами не ходят. Я уже начала доходить «до точки невозврата», как говорит моя татешка, как шершавые ладони закрыли мне глаза.

— Тоже мне, конспираторша! Тебя не перепутаешь — пальцы лекарствами пахнут! — буркнула я Сане.

— Лекарствами — в последний раз. Обещаю. А больше пахнуть так не будут! — в голосе моей подруги слышалось несвойственное ей раньше ликование. Обида тут же испарилась.

— На — это тебе! — я протянула розу.

— Вау! — Сана уткнула нос в сердцевину цветка.

— Тебя насовсем выписали?

— Конечно! Хватит, належалась. Гемоглобин вверх пошел. Прикинь — волосы отрастают! — Сана в доказательство скинула капюшон.

Ну, «отрастают» — сильно сказано. Но каким-то пухом череп Саны все же подернулся.

— Подожди… ты же говорила, что рыжая. А у тебя вон черные — точно, точно!

— А-а! Смотри-ка. А я думала — глюк. Вот такая фигня. Я ж говорю — крови ото всех понавливали, вот порода и сменилась. Мутирую понемногу…

— А почему ты здесь встречу назначила?

— Да достала больница эта. Там же страшно — чего тебя туда лишний раз тащить? Я думала, быстро управлюсь, а в отделении такую бюрократию развели… Барахлизм у татешки твоей лежит пока — потом заберу. А мы давай просто погуляем. Я тебя еще с дедом познакомить хотела, помнишь?

— Ну, ты-то как раз не хотела — это я просила.

— Короче, нам надо на Кок-Тюбе. «Канатка» туда с двенадцати ходить начинает, это долго ждать. Может, с другой стороны заедем — там автобус до холма идет, а дальше — ножками, минут пятнадцать.

— Ну, я-то нормально, а тебе как?

— А мне-то что? Я теперь здоровая, поднимусь — еще догонять будешь!

Тут как раз подошел нужный автобус. Мы с Саной устроились на заднем сиденье. Повозившись, подруга извлекла из кармана какой-то измятый листочек:

— На, не хотела на остановке отдавать — прочти нормально.

— Это что?

— Да читай уже!

Я развернула листочек. На нем было выведено печатными буквами:

«От Никиты.

Здравствуйте! Спасибо Вам за то, что Вы есть. Вы — самое красивое и прекрасное, что было в моей жизни. Я буду стараться жить для Вас! Будьте счастливы! Я буду любить Вас всегда!»

Внизу — маленькое красное сердечко.

— Слушай, дай почитать! А то я терпела-терпела — не смотрела. А интересно ведь!

Ну что возьмешь с этой Саны? Я сунула ей бумажку.

— Сана, а кто это — Никита?

— Наш один. Как тебя увидел, совсем помешался. Даже нарисовал тебя. И ни о ком больше, кроме как о тебе, говорить не хочет. Замучил меня все эти дни — кто ты, да что ты…

— А ты?

— А я — парься, рассказывай… Крупный специалист по пиару…

— А… а Никита сильно болен?

— Да уж мало не покажется.

— А что мне делать? Я его видела?

— Да фиг тебя знает, видела — не видела. Ты ж тогда у нас в трансе была. Он в вестибюле простоял все время, пока ты рисовала. Третий день его от твоих цветов оторвать не могут. Чуть что — сразу туда. И смотрит — часами может, пока на процедуры не позовут.

Тут Сана помолчала и взяла меня за руку:

— Знаешь, Мира, я ведь тогда загадала: если первая пройду под этими цветами, останусь жить, выздоровею. И я успела — видишь!

Она резко отвернулась, и мне на секунду даже померещилось, что Сана слезу смахнула.

Конечно, на холм мы поднимались не пятнадцать, и даже не сорок минут. Оксана часто останавливалась, улыбалась мне, показывая, что ей все пофиг, но со лба тёк пот, лицо бледнело всё сильнее. Нет, так дальше не пойдет!

— Сана, я дико устала! Давай тормознем автобус!

— А что, денег у тебя много? Тут знаешь, сколько ломят за подъём!