Ирина Эрбург - Лотарингская школа

…Сегодня переполох: надо было достать 100 фр. для Марсианы. Достала не я, и я была в отчаянии…

Правила: не делать не из чего жизненного правила. Не стараться никогда потрясти себя-самое или других. Быть естественной.

…Что-то не клеится! Надо стащить у Сабины «штуку». Это меня подбодрит…

Р. меня поцеловал. Я почувствовала себя воскресшей как будто выпила коньяку. Буду лучше работать. Конечно, из этого ничего не получится, но — обоим приятно. Раздражение, страсть. Надо остаться с ним наедине. Тогда удастся все осуществить. Я думаю, что мы сможем это сделать, когда поедем с ним в Багателль.

…Встретила китайца. Снова хочется все начать сначала. Но только не знаю почему: от избытка чувств или от полного равнодушия?..

Все идет на славу, кроме работы, — с работой плохо.

Хочется спать. Плохо себя чувствую. Холодно. «Штуки» нет.

Когда расстаешься, главная боль не в самом расставании, но в мысли, что, может быть, снова встретишься с прежней любовью, но другими глазами, — любят, но больше друг другу не нравятся…

…Я говорю: «Жан». Конечно, люблю я не Жана Дюпона. Но у меня на этот счет свои соображения. Через две-три недели выяснится. Люблю я Жана Лево… Я его хочу!

Жан! Сегодня я его люблю. Завтра не знаю. Скука. Беспорядок в комнате. Завтра придется прибрать. А экзамены?..

Папироса… Стамбул! Жан Лево! Я хотела бы иметь силы завтра не пойти» к нему. Но я пойду. И — до конца…

…Меня удивляет Жан Дюпон. Что делать? «Мадам Дюпон»… Нет, я не хочу сейчас об этом думать.

Я убеждена, что он меня обманывает. У него сейчас, наверно, три или четыре любовницы. Я ему написала нежное письмо. Потом послала открытку — холодную. Теперь решила ничего не писать…

Я хочу, чтобы он приехал сюда. Мы пойдем в лес. Я — без чулок, летнее платье… Лес, солнце!

…Еще есть время подготовиться к экзаменам. За работу! Долой противного Жана Лево, который мне не пишет! Долой!

…Ты — мое божество. Я — твоя рабыня. Я согласна на все… Подумай, из-за тебя я не могу заниматься. Я провалюсь на экзаменах. Напиши мне хотя бы одно слово! Жан, я ваша. Мое тело принадлежит вам…

Я собираюсь бросить моего китайца. Сегодня я у него отчаянно скучала. Просто меня занимало, что он — индо-китаец, а по существу это совсем не интересно. Он почти не разговаривает. Конечно, мне льстит, что у него такая страсть, но он себе слишком много позволяет…

Париж. Вечер. Русский ресторан. Монпарнасс. Ужасная женщина. Я растерянно гляжу на все. Кажется — плохо…

Джованни…

Изо дня в день — кафе. Кафе утром, днем, вечером. Те же люди, те же разговоры. Мы, дошли до того, что появление нового знакомого вызывает у нас ненависть к нему. Мы чувствуем себя, как зараженные одной и той же болезнью. Мы бережем свою болезнь и стараемся, чтобы она не вышла за пределы нашего круга.

Изредка Крессон, наш учитель жизни, зевая, объявляет, что весь завтрашний день мы его не увидим, — он будет, наконец, работать. Но в следующий вечер он ищет нас по всем кафе и радуется, найдя нас.

Энергичнее всех оказалась Габи. Правда, она ходит в кафе, но как-то не так уныло, и главное, она не все время с нами.

У нее новые друзья. Она катается с ними на автомобилях, ее часто видят в танцульках.

С Сабиной совсем плохо. Она сейчас в госпитале, парализована. Она и там, тайком, продолжает принимать героин. Месяц назад для того, чтобы достать на героин деньги, она подделала подпись матери на чеке в тысячу франков. Мать узнала и выгнала ее. Сабина переехала к Марсиане — муж той не знал, что делать. Он пожаловался родителям Марсиаиы. Сабину выгнали. Она стала ночевать, где попало. Денег на героин не было. Она отдала продавцу наркотиков свое кольцо.

Однажды Сабину подобрали на улице: она валялась без сознания. Марсиана присылает ей порошки героина в письмах, приклеивая их к подкладке конверта.

Я видела Сабину. Это двадцатитрехлетняя старуха. Ее катают в кресле. У нее не действуют правая рука и нога.

Из госпиталя я пошла в «Капуляд». Здесь опять, развалясь, сидели Бельмон, Рауль, Жоржетт. Они пили пиво и обсуждали, сколько шансов выдержать экзамен.

Выпускные экзамены через месяц.

Если мы не выдержим, все начнется сначала. Мы станем «вечными клиентами «Капуляда», как тот бородатый студент, который каждый вечер играет здесь в шахматы.