Ирина Градова: Средняя общекриминальная школа

Наличие детей сразу делает человека ненадежным сотрудником. Мои коллеги, обе имеющие по двое маленьких детей с бронхитом, дружно ушли на больничный. Мы с моей подругой и по совместительству коллегой Ленкой остались вдвоем на всю школу, поделив между собой почти три добавочные ставки. Вкратце: мы тяжеловозили за четверых. Конечно, замещения нам оплачивались, но вести по восемь уроков чуждого детям английского в день все же тяжело, даже за деньги. Правда, в нашем случае деньгами назывались сущие копейки. От расстройства мы практиковались в кровожадной устной игре «Угадай токсин», суть которой заключалась в том, чтобы отгадать яд, который загадывает второй участник игры. Угадывать нужно было по перечисленным симптомам. Например: «Для этого токсина характерна специфическая энцефалопатия, особенно тяжело протекающая у детей. Заболевание включает в себя паралич, тремор, а также некоторые психотические симптомы». Исходя из этих сведений, можно догадаться, что речь идет о свинце. Если добавить, что загаданное соединение является сладким на вкус, то можно догадаться, что речь идет про ацетат свинца.

Два раунда этой игры значительно снижали неудовлетворенность жизнью.

В конце сентября случилось нечто неожиданное: четвертый класс уехал на экскурсию, и мы с Ленкой неожиданно получили целый свободный урок, в просторечии называемый «окном». Мы переглянулись, ухмыльнулись и мешками осели на диванчик в учительской. Чем ценна возможность посидеть, так это тем, что за день это можно сделать только на переменах. Восемь уроков по сорок пять минут приходится стоять и громко говорить, поэтому о возможности принять другое положение тела остается лишь мечтать. Разумеется, на уроках можно сесть, официально учитель имеет на это право. Есть даже стул для учителя, которым можно пользоваться по назначению. Но наш директор считает иначе и вламывается в тот момент, когда уставшие педагоги садятся, а потом отчитывает всех подряд на «праздниках занудства». Так мы называем совещания.

– Боже, еще понедельник не кончился, а я уже вымоталась. Пойдешь есть? – спросила Ленка традиционно охрипшим голосом.

– Еще не весь буфет растащили? – встрепенулась я.

– Несколько булок там точно осталось. Видела пять минут назад.

Мы поплелись в столовую. При всем уважении к буфетчице и поставщикам у нас давно назревал вопрос: почему к шестому уроку продукты заканчиваются? Неужели во вторую смену людям есть не хочется? Или те, кто дожил до второй смены, уже не люди и в питании не нуждаются? Но мы помалкивали, опасаясь испортить отношения с источником питания. Я-то нашла выход из положения, но далеко не все могли этим похвастаться. Дружеские отношения с секретарем сделали меня обладателем привилегии: я могла неограниченно есть мел из общешкольных запасов, которые стояли у нее в большой коробке.

Столовая представляла собой большое помещение с безликими лавками и партами, за которыми обычно кидались едой дети. Этот процесс назывался обедом.

Сейчас возле окна одиноко сидела Марина Павловна – учительница начальных классов, которую бесплатно нелегально подкармливали, потому что из-за худобы она казалась нематериальной. Пока ее совесть спала, организм поглощал калории. В предыдущем году она сильно помогла нам с Ленкой во время инвентаризации, навеки заполучив наше хорошее расположение и готовность отблагодарить любой ценой, даже насильно. Сейчас у нее был взволнованный вид, рыжеватые волосы растрепались, а шаль на плечах встопорщилась. Она всегда выглядела так, будто выбралась из урагана. Все потому, что подконтрольные ей второй и третий класс считались самыми безумными, и это сказывалось на ее внешности. Но она каким-то чудом с ними справлялась, за что ее можно было называть полевым командиром.

– Добрый день!

– И вам здравствуйте, – отозвалась она. – Садитесь и расширяйтесь.

– Что, простите?

– Поешьте и расширитесь. Вам полезно, а то будете такие же тощие, как я, не дай бог.

– Не пугайте.

– Хотите дармовую пиццу?

– Выглядит прилично, но где вы достали ее задаром? – насторожилась Ленка.

– Уборщица решила, что у меня очень несчастный вид и отобрала у детей пиццу в мою пользу. А я ее не особо люблю. Вот и ищу, кому отдать.

– Детям своим отдайте. Поделят на троих, глядишь, и не отравятся, – посоветовала я.

Мы угнездились напротив нее и разложили купленные пирожки. Меня грела мысль, что в кои-то веки мы, учителя, объедаем детей. Мы втроем обладали аппетитом здоровых удавов. Поэтому наш гадючник закономерно заседал в столовой.