Мария Ботева - Мороженое в вафельных стаканчиках

Маме не нравится это словосочетание: «ноги середина». Она каждый раз ругается и говорит, чтобы я не ходила много. Но как это — не ходить? Тогда надо перестать думать. Я знаю только одно средство: компьютер. Точнее, какая-нибудь компьютерная игра-тупилка. Тетрис или арканоид. Когда в них играешь, никакие мысли точно не появляются. Просто тупо нажимаешь на клавиши, вот и все дела. Чтобы не думать, мне придется целыми днями сидеть за компьютером. Это маме тоже не понравится, без сомнений.

В тот день я думала, что делать дальше, как жить. Как раз закончился девятый класс, и теперь я могла быть свободна, как вольный ветер. Летать себе над всей областью или страной даже. Я хотела пойти работать. Это была интересная идея, но мама не одобрила. Она очень просто это сделала: легла на диван и начала стонать. Говорила, что я неблагодарный ребенок, они меня растили-растили, а я собираюсь не пойми кем работать. Только не это. Вот что примерно она говорила между стонами. Ее не устраивало место работы, которое я выбрала. А может быть, что-то еще. Мне вот очень нравилась моя идея. Я хотела устроиться в мастерскую по заточке ножей, ножниц, коньков. Это дело нехитрое, любая капитанская дочка это умеет. По крайней мере, я бы научилась. Сидела бы себе в киоске на площади Конева, прямо под памятником, точила конечки. Но мама лежала и застанывала мою идею.

Пришел с работы папа. Посмотрел на маму и спросил:

— Давно это с ней?

Это с ней было уже где-то полчаса. Я так и сказала. Папа только хмыкнул и пошел на кухню. Смочил полотенце и положил маме на лоб. А мне сказал:

— Ты подумай все же, может быть, куда-нибудь в техникум?

— Давай на будущий год, а? — ответила я. Папа пожал плечами, а мама застонала сильнее.

— Или еще куда-нибудь? А? Подумай…

И я начала думать. Вышла из дому. Потом со двора. Потом закончилась моя улица. Дальше почему-то я помню плохо. Я как будто заснула или, может быть, просто выпала из жизни, бывает же такое, наверное.

Проснулась за мостом, в районе, который называется Спичка. У какой-то школы. Во дворе как раз шло вручение аттестатов девятому классу. Чем-то они сразу мне понравились, эти ребята. Видно, что дружные. Конечно, мой класс тоже был вполне нормальным, ни у кого не было никакой вражды, шпорами делились и все такое. Но наши любили как-то повыпендриваться друг перед другом. Ну, там, в одежде или еще как-то. Например, на уроке учитель кого-нибудь спрашивает по своему предмету. А ему отвечают что-то совсем другое, из другой оперы. И смотрят, что учитель сделает. И как другие оценят. Неприятно как-то. А этот класс был какой-то не такой. Конечно, на вручении аттестатов такие фокусы не повыкидываешь, но наши бы смогли, без проблем. Я сама не была ни на выпускном, ни на вручении аттестатов. Просто пришла, забрала свои документы и ушла. Все. Больше я в эту школу не вернулась. Я так решила, так маме и сказала. Не хочу. Хочу, чтобы меня больше никто не видел из моего класса.

Пока на улице была линейка, я поднялась к секретарю, написала заявление, отдала аттестат — он все еще лежал у меня в рюкзачке.

— Ты знаешь, что у этого класса особая программа? — спросила она. — Это класс спасателей. Должно быть хорошее здоровье, у тебя хорошее?

— Да, — ответила я, и у меня тут же заболела ноги середина. Так сильно, что я чуть не вскрикнула. Но я не стала кричать, а молча отдала заявление.

— Ты далеко живешь, — она увидела мой адрес, — тебе будет удобно добираться?

— Да, — снова сказала я, — папе тут по дороге на службу. На самом деле он служил в другой части города, и это можно было легко проверить, но мне повезло.

Оказалось, очень просто было поступить в новую школу. Когда я пришла домой, мама уже не стонала, она заснула с полотенцем на лбу. Папа сидел у телевизора, переживал за пляжный волейбол, я не стала его отвлекать. Про новую школу рассказала им утром. Мама была не очень-то довольна, а папа шепнул одними губами, беззвучно, что я молодец. Еще бы, столько думала, так сильно середина ноги у меня еще не болела. Всю ночь. И днем еще.

— С детства я мечтал иметь тельняшку и зуб золотой, — сказал нам этот старик, — люди бы смотрели и говорили: «Вот идет морской волк». А я бы шел и улыбался.

И он улыбнулся. Улыбка его блестела в свете костра — мы увидели не один, а сразу несколько золотых зубов: внизу и вверху.

Старик живет на берегу Ползунихи. Вроде бы близко от города, но это такая глушь непролазная. Попробуй пробраться через кусты ивы в воде, рогоз, камыш, осоку. Ползуниха только называется речкой. На самом деле это заливные луга с островками суши, вечными комарами и лягушками. Темная вода пахнет болотиной, на дне — густой слой ила. Должно быть, весной вода тут чище и подходит к самому порогу дома старика. А сейчас, осенью, видно, что избушка стоит на небольшом островке. Рядом другие острова, но никто на них не живет.