Януш Домагалик - Конец каникул

— Ты тоже хочешь цветок?

— Нет, — ответила она сухо. Эльжбета, конечно, рассердилась, что я поддался на провокацию, что выставлю посмешищем и себя и ее.

Я выстрелил три раза, один за другим, не опуская ствола. Так учил отец. И еще потому, что это производит на зрителей сильное впечатление. На землю упали два цветка. Зендеровский их не поднял. Сказал равнодушно:

— Теперь на ходу, а? У тебя еще два выстрела в запасе.

И, не дожидаясь ответа, включил моторчик. Цветочки потихоньку закружились…

— Какой хочешь? — спросил я Эльжбету.

— Я уже сказала — никакого…

— Юрек, а я хочу вон ту красную гвоздичку! — заявила Ирка и улыбнулась.

В первый раз я промазал. Пришлось подождать, пока красная гвоздичка не выйдет снова на выстрел. Трах! Попал. Цветок падает. Я откладываю ружье.

— Браво! — сказал солдатик, но как-то без энтузиазма. И достал из кармана деньги.

Но старик Зендеровский не взял.

— Не надо, сержант! Это была реклама. Фирма организует, фирма платит!

И он подал мне три сбитых цветка. Два из них я отдал солдату. Красную гвоздику Зендеровскому. Тот взял.

— Спасибо, пан Зендеровский! До свидания!

— До свидания…

И мы с Эльжбетой ушли. Только минуту спустя, когда торговые ряды остались позади и мы были уже на площади, Эльжбета остановилась и тихо сказала:

— Ну знаешь ли… Вот не думала! Какого страху ты на меня нагнал! Зачем ты соврал, что не умеешь стрелять?

— Я не говорил, что не умею…

— Слушай, а эта твоя… соседка. Она знала, что умеешь?

— Почему спрашиваешь? Эльжбета покачала головой:

— Она никогда не простит тебе этого… Красная гвоздика… Зачем ты так?

Я не ответил.

Прошло несколько дней. Погода стояла великолепная, отец ни словом не упомянул о той встрече в парке, Збышек больше не попадался на глаза (говорили, что он целыми днями удит рыбу на «итальянском» берегу!), а Рыжий снова куда-то исчез. Жизнь, короче говоря, шла своим чередом. Каждый день мы ходили с Эльжбетой на пруд, а искупавшись, загорали на пляже или в парке.

Иногда к нам присоединялся Толстый, но со временем у него было туго. Ему надо было добывать разные справки, и он то и дело ездил с матерью в Катовицы — все из-за этого техникума. Он стал как-то серьезнее, и в ответ на мои вопросы, не отказались ли они со Збышеком от экспедиции в грот, пренебрежительно махал рукой: сейчас, дескать, не до глупостей. Да и меня разбирал смех, когда я вспоминал, как мы недавно снаряжались за сокровищами. За сокровищами в грот с водопадом — ничего себе дела!

Эльжбета сильно загорела и день ото дня становилась красивее, а может, так мне казалось. Мы целыми днями разговаривали, о чем именно — не объясню. Или, наоборот, не произносили ни слова, но молчать нам было легко. Не странно ли? Иногда мне приходило в голову, что не мы с Эльжбетой смеемся, купаемся, ездим на велосипедах, что все это происходит в кинофильме, который я вижу на экране. Может, и в самом деле я видел что-то похожее в кино?

Вот уж придумал! Но с мыслями бывает по-всякому, иногда самые невероятные лезут в голову, и обычно тогда, когда человек к ним не подготовлен. Все чаще убеждался я в этом.

Однажды я сказал Эльжбете:

— Ты, пожалуй, другая, не такая, как все эти девчонки из нашего класса, ну… и все здесь вообще…

— Почему другая? — удивилась она. — Какая же я?

— Так мне кажется… Знаешь что? Только ты не смейся! Я думаю, это хорошо, что мы не ходили вместе в школу, скажем, с первого класса, а?

Я чувствовал, она меня не понимает, но объяснить не мог. Девчонок из своего класса как-то не замечаешь. Вроде бы они и есть и в то же время… А может, дело не в этом? Не знаю. Получали они пары или пятерки, ссорились ли между собой, мирились ли, опаздывали на уроки или сдували на контрольных — все они делали так же, как мы. Меня раздражало, когда они строили физиономии или хихикали неизвестно над чем. Писали друг другу на уроках записочки… Впрочем, не только девчонки девчонкам. Зенек и другие ребята тоже получали от них послания. Некоторые девчонки были даже очень хорошие. В танцевальном ансамбле и клубе я два года танцевал в одной паре с Ханкой Карбовской. Она приходила иногда к нам домой за тетрадкой или еще за чем. Маме она даже нравилась, мама говорила, что она очень хорошенькая. Может, так оно и было, да что из этого? Потом я ушел из клуба, и она перестала приходить. Зенек сказал, что она втрескалась в нового учителя рисования. Год назад он появился у нас в школе, говорили, что художник… Тоже мне придумала — влюбиться в учителя! Он же с бородой. Совсем, что ли, дуры девчонки, не понимаю…