Януш Домагалик: Конец каникул

Я стою в большом актовом зале незнакомого мне еще лицея, а вокруг новые лица: учителя, которым полагается теперь говорить «профессор», вместо обычного «вы», и огромная, заполнившая зал до отказа толпа девочек и ребят. Со стены глядит на нас, скосив глаза, Николай Коперник. Кто-то произносит речь.

Но я не слушаю. Никто, впрочем, не слушает, зал гудит сотней голосов, каждый говорит вроде бы шепотом, но гул — как в переполненном вокзале. Мы уезжаем. Еще несколько выступлений… Загорелые девочки в белых блузах, парни поправляют галстуки, непривычные красные значки на рукаве. Иначе говоря, конец каникул.

Невесело мне. Мне ли одному? Я вижу другой зал — в нашей старой школе, где мы были выпускным классом и где с нами прощались, чтоб здесь сегодня могли приветствовать нас.

Это было всего два месяца назад. Каникулы только еще начинались, они могли принести что угодно: солнце и дождь…

Жарища страшная, а до рыночной площади больше километра. Что прикажете делать? Я криво так улыбаюсь и говорю:

— Ладно! Схожу я, куплю эти семена. Посажу завтра у нас на участке…

— В четыре ряда? — настойчиво спрашивает мать.

— В четыре, в четыре… — говорю я и тяжело вздыхаю, чтоб поняла, как трудно дать обещание.

Уже открыв дверь, я слышу голос отца:

— Спроси у Дерды про Рыжего. Он может быть еще и у ксендза в плебании…

Город точно вымер, изнемог от зноя. На шахте тарахтит не переставая сортировочная машина, огромные колеса подъемников сонно вращаются. Я иду не спеша и думаю о разном. Каникулы испорчены, черт побери! Надо было остаться в деревне у дяди. А я взял да вернулся в середине июля, все ребята, конечно, поуезжали, придется теперь скучать одному.

— Добрый день, пан Холева! Что?.. На рынок, за семенами. Нет, отец в отпуск не уезжает. Это мама уезжает в санаторий…

…Только бы не притащился к нам вечером, а то будет нудить до самой ночи. Мама его терпеть не может, а сегодня надо еще укладывать вещи… Ералаш в квартире такой, будто уезжаем мы все. Зачем это маме два чемодана?

А может, залезть после ужина к кому-нибудь в сад, нарвать яблок, папировки?.. Одному? Нет смысла, в одиночку никакого удовольствия. А Рыжего давно пора ощипать да в суп. Сколько у меня из-за него, подлеца, хлопот. Бегай, ищи его по городу…

И это называется город! Дыра прокопченная — не город. Хоть два раза в день мойся, рубаха все равно черная от сажи. И откуда только она берется? А кинотеатр всего один. Да и тот полгода на ремонте… Боже ты мой, ну не может старик Кусмерек гнать коров по мостовой, а не по тротуару.

— Эй ты, бычок, уйдешь с прохода или нет?

Я свернул к реке, так ближе. Мутная вода точно стоит на месте. Здесь еще тише, чем на улице. Смотришь отсюда на город, и кажется, будто весь он разложен на миске и разделен пополам рекой, а на меловых холмах торчат с одной стороны шахты, а с другой, там, где рыночная площадь, костел, окруженный домами. И все это залито солнцем, которое так и пригибает тебя к земле.

…Или взять семена. Зачем матери на садовом участке цветочки, если целый месяц ее все равно не будет дома?

— Левкои, левкои, левкои… — твержу я, чтобы не забыть, за какими семенами иду.

— Передай тому парню привет! — раздается вдруг рядом.

Гляжу: Толстый разлегся на травке и загорает, вытянулся, как крокодил.

— Какому еще парню?

— Ну тому, с которым разговариваешь про левкои. Ведь не со столбом нее ты говоришь? — И Толстый корчится от смеха, думает, сказал что-то остроумное.

Я обрадовался. Хоть он в городе. Все же веселее.

— Ты что, в лагерь не поехал?

— Денег, понимаешь, не наскребли…

— Порядок, Толстый. Вот нас и двое…

— Трое! Еще Проблема. Но у него гости, он в счет не идет. Влюбился…

— Да ты что, спятил?

— Приходи вечером. Кое-что расскажу. А сейчас спать охота… — И Толстый перевернулся на другой бок.

Я кивнул в ответ. В самом деле, жара такая, что язык не ворочается. И отправился дальше.

На улицах ни души, только на рыночной площади у ларька с пивом собралось человек пять шахтеров. Продавщица подремывала, а они молча накачивались пивом. Одного я знал — Вуйтик, он недавно купил автомобиль, «сиренку». Я бы и сам чего напился, да не было лимонада… А Зонтик сказал как-то на географии: пивом и лимонадом не напьешься, жажду можно утолить только подсоленным чаем. Выдумал, наверно… Впрочем, не поручусь… Кто его знает… Почему это мы прозвали его «Зонтик»? Не помню…