Януш Домагалик - Конец каникул

Вдруг кто-то дергает за рукав. Гляжу: Ирка, соседка, сестра Черного. Рожи какие-то строит…

— Ты чего? — спрашиваю. — Гонится за тобой кто?

— Юрек, потанцуй со мной, а? Хоть разок, меня все равно мать сейчас домой отошлет… Юрек, ну пожалуйста…

В самом деле, сквозь толпу к нам протискивалась ее мамаша, Козловская.

— Оставь в покое, отцепись! — отмахнулся я. Но потом, когда мать ее уже зацапала, пожалел девчонку. Что ни говори, сестра товарища.

— Пани Козловская, — встреваю я, — чего вы так кричите? Я тоже собираюсь домой, я провожу…

— Ладно, идите домой вместе, проводишь ее до самой двери. Отец ей еще покажет! А я пока постою, посмотрю, как танцуют…

Но минуту спустя она кричала уже во весь голос, так, что люди кругом стали смеяться:

— Юрек! Только чтоб потом я вас обоих не искала по парку!

— Ну, сильна твоя мамаша! — сказал я, сам не свой от злости, когда мы, пробившись сквозь толчею, выходили в аллейку. — Жалею, что вмешался…

— А я нет…

— Чего нет?

— А я не жалею, что ты вмешался! Ты заметил, как люди на нас смотрели?

Может, наподдавал бы я ей. В конце концов, право на это у меня было, как-никак сестра близкого товарища, и Черный на моем месте поступил бы так же. Может быть, говорю, и наподдавал, да не успел. Я вдруг заметил Эльжбету. Она стояла вместе с Малецкими и Збышеком у самого оркестра, было там еще несколько человек, в общем, целая компания. Не знаю, заметила ли она нас. Какое мне, впрочем, до этого дело?

Мы вышли из парка.

А ну домой! — говорю я Ирке. — Хотя, честно говоря, можешь идти куда угодно… — И побрел по улице.

Домой я вернулся не сразу. Заглянул на чердак к голубям. Интересно, появился ли Рыжий, но этого подлеца не было. Зато все чистокровные оказались на месте, и я сменил им воду.

Я очень любил ходить на чердак. Поднимешься, бывало, наверх, когда плохое настроение, посидишь с голубями… Кто не держал голубей, тот не поймет. А сейчас, зачем я пришел на чердак сейчас? Я чувствовал: надо посидеть одному, совсем одному. Чтоб никто ничего не говорил, чтоб не отвечать на вопросы. А ведь никаких огорчений у меня, по правде говоря, не было… Поздно, уже вечер, а я все торчу на чердаке. Лестница освещена, под дверь пробивается полоска света. Я гляжу на голубей, а те, забавно склонив головку, на меня. Может, думают о чем-то, может, чему-то дивятся? Хорошо здесь, на нашем чердаке, и впервые, кажется, я понял, отчего это так часто сюда приходит отец и сидит здесь часами.

Всего несколько дней, как уехала мама, а дома без нее все как-то не так. То ли слишком тихо, то ли пусто… А может, иначе, всего-навсего иначе?

Отец мыл на кухне посуду, и весь пол был забрызган от этого мытья. Когда я смотрел на него со стороны окна, через комнату и кухню, он казался мне как бы меньше ростом. Не из-за того ли, что наклонился? Или это я капельку вырос? Раньше, в последний день школьного года, а потом еще после каникул, я мерял сам себя у стеллажа и делал зарубки. Вот уже год, как пришлось бросить: стеллаж слишком низкий. Впрочем, это меня не расстроило. Но вот теперь я смотрел на отца и думал, что в один прекрасный день его перерасту, и радости не чувствовал. Нет, все это сущая чепуха!.. И я сам на себя рассердился, почему такая чепуха лезет мне в голову.

На столе был разложен наш радиоприемник, разобранный до последней проволочки. У отца начался отпуск, и он ремонтировал все, что попадалось под руку, с утра до вечера. Соседям только того и надо было. Они вечно несли всякую рухлядь, и отец бился над ней задарма. Мама никак не могла этого понять, я тоже. Однажды я сказал отцу: будь у меня такое же умение, я б давно уже скопил на мотороллер. На одной только починке телевизоров у нас можно сколотить состояние. Отец поглядел тогда на меня с этой своей иронической улыбочкой, которая так выводит из себя мать, и сказал: «Ну так научись и сколоти себе состояние. А мне голову не морочь. Мне мотороллер не нужен! Всю эту дребедень я ремонтирую для собственного удовольствия…» Не всегда отца поймешь. Иногда это злило меня, но не очень. В глубине души я даже радовался, что он такой.

И вдруг теперь эта мысль: а может, отец уже старый? Может, это плохо, что я так быстро расту? Ведь он-то становится все старше…

— Опять ты расковырял приемник. Ведь он хорошо работает. Скажешь, нет?..

— Потенциометр барахлит…

— Интересная история! — засмеялся я. — На прошлой неделе ты его чинил. Скажешь, померещилось?

Отец только чуть улыбнулся, но ничего не ответил. Разбрызгивал воду во все стороны, уже и стена над раковиной была мокрая, не только пол.