Януш Домагалик - Конец каникул

— Заткнись, сопляк, — крикнул я, — не то запру в сарай! И Ясь отвязался. Слез с забора и удрал.

— Тебя зовут Юлек? — спросила Эльжбета.

— Не Юлек, а Юрек. Этот карапуз не выговаривает «р». Привет! — Я повернулся и пошел к дому.

Мама уже запаковала вещи и бесцельно слонялась из угла в угол. Два больших, набитых до отказа чемодана стояли у стены в кухне. Отец сидел за столом и чинил свои часы. Он всегда что-нибудь чинит, чаще всего то, что не ломалось. Не радио, так часы, не часы, так утюг или что-нибудь еще…

Я стал в дверях и выпалил одним духом, чтоб ни о чем не спрашивали:

— Семена купил. Холева сказал, может быть, сегодня зайдет. Рыжего у Дерды нет, я упал и поцарапал руку!

По-моему, все это их нисколько не взволновало. Оба промолчали. И мне в голову пришла странная мысль: им не до меня, я помешал разговору… Весь вечер потом был тревожный и молчаливый. Мне надоело это, и я раньше обычного сказал, что иду спать. Так получилось, наверное, из-за этой проклятой жары…

Я проснулся с мыслью, что сегодня воскресенье.

Правда, это не имело значения: каникулы есть каникулы, но все-таки чувствуешь себя по-дурацки, если рано проснешься в воскресенье. Отец еще спал. Он провожал маму ночью на очень поздний поезд и вернулся, наверно, только к утру.

Во дворе хозяйничала Лепишевская. Засыпая цыплятам корм, она скликала их, как бывалая наседка. Это ее «цып-цып-цып» слышно было, по-моему, на рыночной площади.

У сараев сидел на чурбаке, на котором рубили дрова, наш нижний сосед и начищал свою огромную трубу. Он был в парадном мундире горняцкого оркестра с большим плюмажем из красных перьев на шапке. Из-за этих перьев все мальчишки у нас мечтали играть в оркестре. Я раньше тоже хотел, да раздумал.

— Добрый день, пан Лях! — сказал я нарочно погромче и поглядел на Лепишевскую, чтоб та почувствовала, что здороваются не с ней. Терпеть ее не могу, никто, впрочем, у нас эту бабу не любит.

— Юрек, нет у тебя мела? — спросил Лях.

Я подумал: может, кто нарисовал что-нибудь у него на двери, — и стал изо всех сил удивляться:

— У меня мел? Откуда?..

И тут же пожалел: Лях объяснил, что чистить трубу лучше всего мелом и что у них в парке сегодня концерт.

— Схожу к приятелю, — сказал я. — если у него есть, я принесу! И направился к дому, где жил Толстый. Свистнул. Уже не первый год у нас условный сигнал — обрывок мелодии из какого-нибудь фильма. Засвистел еще раз, но окна квартиры были закрыты, никто не отозвался.

Из дома выкатился вдруг Збышек Малецкий и стал на крыльце:

— Будет, не трудись…

— Ты что, оттуда? Проблема показал на окна:

— Не видишь, закрыты? Везет, я тебе скажу, Толстому! Собачья жизнь…

— Опять его папаша буянит? — вырвалось у меня. — С самого утра?

— Какое буянит! Пьяный в стельку, лыка не вяжет… Но Толстый все равно не выйдет. Сказал, не может: мать пошла в костел. Придется ему посидеть, покараулить папашу…

— Жаль, — говорю, — думал, сбегаем вместе на пруд…

Збышек глянул на меня с презрением и скривился, точно я сморозил глупость.

— На пруд? Я придумал кое-что поинтересней. Толстый тебе не говорил? Он хотел приготовить сегодня веревку…

— Зачем это вам веревка?

— Устроим экспедицию в грот, знаешь, в парке, где водопад. Проблема, а? Пойдешь с нами?

Збышек никогда не говорил «мысль» — всегда «проблема». Было у него несколько любимых словечек. Но с гротом это и в самом деле была мысль.

— Может, кое-что там найдем? Сокровища, а? — И Збышек разгорячился, принялся размахивать у меня под носом руками: — Представляешь? Я не говорю, обязательно сундук с золотом, но, может, сокровище в историческом смысле, а?.. Например, доспехи! Или… Или ружье повстанцев 1863 года. Ну?

Я поморщился:

— Фантазируешь, Проблема. В наших местах в 1863 году восстания не было…

— А ты откуда знаешь, что не было? У тебя по истории четыре с натяжкой! Да и не о восстании речь — о сокровищах. Я вычитал: наш грот соединяется с божеховским замком. И вся проблема в том…

— Как это соединяется? — спросил я. — Подземным ходом?

— Ну! Без веревки не обойтись…

Мы посмотрели в растерянности на окна Толстого. Помолчали. Збышек сказал:

— Да, пожалуй, не получится… Знаешь что? Будь у меня такой отец, как у Толстого, я бы…

— Ты бы?.. Что бы ты сделал? Что тут можно сделать вообще? Ничего…

— Так ведь…

— Заткнись! — вырвалось у меня. — «Я бы, я бы…» Не умничай. Что ты вообще знаешь? Теперь уж не страшно, Толстый теперь сильный, папаша его не тронет… А раньше ему доставалось! Ну и что? Даже когда был маленький, он и то не плакал. Мой отец говорит, у Толстого характер, он справится…