Василий Голышкин - «Журавли» и «цапли». Повести и рассказы

Он даже в луч не поверил, когда увидел. Луч был справа от него — скользящее световое бревно. Кто-то сильный и невидимый катил его куда-то. Снежинки под бревном вспыхивали и горели, когда оно перекатывалось через них, а потом гасли. Мираж! И то хорошо. Сколько читал, а ни разу не видел. Мог бы умереть, не увидев. Значит, не зря полз. Потом подумал: не мираж. В тундре миражей нет. Значит, что же, бред?

Луч вернулся, перекатился через него, а он все думал: «Что это?» И вдруг, как там, на фронте, когда дополз до своих, прорываясь из окружения, вскочил, содрал пилотку, закричал…

Ничего он не закричал. И не вскочил. Где ему было… Полз, и то едва. Но обрадовался так, как тогда, на фронте. И ему показалось, что вскочил и закричал. Потому что было отчего вскочить и закричать. Луч, который он увидел, был той «соломинкой», которую ему кто-то бросал. Он, этот луч, все время возвращался к нему, махал ему, длиннорукий, звал. Теперь он знал, куда ползти: навстречу лучу! Вот он вдруг остановился и замер — огромное бревно света…

Иван Тимофеевич проснулся оттого, что кто-то тряс его за плечо. Тряс и кричал, не разобрать что. Иван Тимофеевич усилием воли прогнал сон и расслышал:

— Папа… смотри… там…

Иван Тимофеевич, черный весь — забыл, когда брился, — глянул вперед и остолбенел: в луче света перед ним возник силуэт человека. Помаячил и исчез. Иван Тимофеевич зябко поежился: не то от мороза, не то от видения. Неужели гость? Или померещилось? До боли напряг зрение и почувствовал, как горькая капелька сорвалась с ресницы и горячим ручейком сбежала по щеке: он еще раз увидел человека.

Иван Тимофеевич включил скорость и погнал вездеход навстречу. А в голове билось: «Помогла «соломинка», помогла, и Максимка помог, молодец, сын!»

Все вокруг было так, как прежде, и в то же время не так. И лес шумел не так, как вчера, — тише. И птицы пели не так, как вчера, — вполголоса. А ребят совсем не было слышно. Сойдутся, пошепчутся и разойдутся в тишине.

В лагере эвакуация. Сейчас придут машины и увезут всех.

Эвакуация — это вроде бегства от врага. Но эвакуация — это не бегство. Бегут трусы. А смелые не бегут. Они эвакуируются. Обдуманно отступают. Со всем, что есть. Чтобы потом, когда враг будет разбит, со всем этим вернуться обратно.

Вот что такое эвакуация.

Но разве сейчас война? Нет. А лагерь все равно эвакуируется, потому что хоть и не война, а враг есть. Коварный и страшный. И если его не обезоружить, он может наделать беды. Поэтому лагерь обдуманно отступает со всем, что может взять, и оставляет поле боя солдатам. Когда солдаты победят врага, можно будет вернуться обратно.

Враг этот — авиационная бомба. Ее обнаружил физрук лагеря Володя Тоборко.

Было так. Володя надел акваланг и полез в озеро. Проверить, нет ли чего опасного для купанья.

Но ничего не было. Володя плыл и злился: ничего! Хоть бы коряга какая! Было бы чем похвастаться: не зря лазал. Но даже коряги не было. И Володя плыл, как лягушка, отталкиваясь от воды ластами и перебирая руками водоросли. Как на струнах играя. Водоросли в воде — как струны у арфы.

Вдруг коряга! Наконец-то. Володя изловчился и схватил. Потянул и остался с носом. В руках только ил — скользкий и прохладный. Еще раз взялся за корягу и похолодел. Как будто его из теплой воды вынули, в ледяную окунули. Володя недавно из армии, солдат, и он без труда узнал в коряге авиационную бомбу. Он ее, оказывается, за хвост тянул. Хвост у бомбы — как у рыбы.

Физрук Володя вынырнул, увидел ребят, снял маску и хотел крикнуть. Но вместо крика у него изо рта послышался хрип. От волнения дыхание перехватило.

Волнение улеглось, дыхание вернулось, и Володя страшным голосом закричал:

— Всем в укрытие!

Никто никуда не укрылся. Потому что никто ничего не понял. Но все удивились. Никто никогда не слышал, чтобы физрук Володя кричал страшным голосом. Голос у него всегда был ласковый, спокойный.

Володя снял ласты и побежал, крича:

— За мной… Скорей!.. Скоре-е…

Бежал и оглядывался. И все, подчиняясь невольному страху, тоже бежали и оглядывались: может, Володя увидел в озере утопленника?

Прибежав к начальнику, Володя велел не расходиться и скрылся за дверью. Но ненадолго. Дверь вдруг как сумасшедшая распахнулась, и оттуда волчком — круглый и толстый, как шарик, — вылетел начальник лагеря. Увидев ребят, взял себя в руки и строгим голосом приказал: