Василий Голышкин - «Журавли» и «цапли». Повести и рассказы

Почему же Иван Тимофеевич не бросился на помощь сам, а решил бросить «соломинку»? Потому что был рассудительным. Гостя ищут все. Одним спасителем больше, одним меньше — это особой важности не имеет. Важнее другое — способ поиска. А Иван Тимофеевич нашел такой, какого еще никто не знает. Поэтому и не пошел со всеми. А стал спасать гостя, не сходя с места, бросив ему «соломинку».

Теперь о «соломинке». «Соломинка» — это луч. Вернее, два луча. Две фары вездехода. Издали они как одна звезда. Вдали все сливается в одну точку. Гость, увидев эту точку, подумает, что звезда. Но если точка будет то пропадать, то появляться вновь, он не подумает, что звезда. Подумает, что луч. Поэтому надо, чтобы луч то гас, то вспыхивал. Нет, лучше, чтобы двигался. Потому что неизвестно, где гость, в какой стороне. Неизвестно, куда ему бросить «соломинку». Значит, надо бросить на все четыре стороны. А вращаясь, луч будет для гостя то вспыхивать, то гаснуть. И гость не подумает, что это звезда.

Иван Тимофеевич так и сделал. Зажег фары и заставил вездеход вращаться вокруг своей оси. У вездехода гусеницы. Долго на одной не покрутишься. Выест воронку, и стоп. Не то перекувырнешься. Надо на новое место гнать.

Иван Тимофеевич геодезист-шофер. У кого отряды, группы, команды. У геологов и геодезистов партии. Иван Тимофеевич шофер партии. В партии их двое — он и Семен Семенович, начальник. Есть еще третий, «третий главный», как его в шутку называют двое первых, но о нем потом. Сперва о втором, о начальнике, Семене Семеновиче. Хотя, что о нем скажешь? Начальника на месте нет. Повез «сдавать» поселок. Сперва они его «привязали», потом начальник Семен Семенович повез его «сдавать». Поселка еще нет, он в проекте. Но прежде чем строить, его надо «привязать» к тому месту, где он будет стоять. «Привязать» — значит нанести на карту. Они его «привязали», и начальник повез «сдавать» поселок. Скоро в тундру приедут строители и поставят поселок. На том месте, где сейчас стоит яранга геодезистов. Яранга — это шалаш в шубе. Или шуба на ходулях, потому что яранге ничего не стоит подняться с одного места и перейти на другое. Конечно, с помощью тех, кто в ней живет. Раньше в ярангах жили многие. Теперь только пастухи и геодезисты. Для пастухов и геодезистов домов не настроишься. Кочевой народ.

В яранге хорошо. Тепло, как в шубе. Потому что она сама шуба. Из оленьих шкур. Тепло от шубы и от костра. Без костра в яранге холодно. Потому что сама по себе шуба не греет. Она только сохраняет тепло. А яранга это шуба.

В яранге, где живут геодезисты, тепло. Потому что костер. Возле костра третий, «третий главный», сын Ивана Тимофеевича, Максимка. Максимка пятиклассник и у отца на каникулах. Правда, мама не хотела отпускать Максимку в тундру, но разве его удержишь? Сам Иван Тимофеевич сразу взял сторону сына. Верил, и твердо: человек закаляется сызмальства.

Чуб у Максимки, как у огня, рыжий. Чтобы не заснуть, Максимка то и дело дергает себя за чуб и, как зверек, поводит ушами. Не всякий это может, а Максимка вот может, чем и удивляет всех в школе. Но здесь ведь не школа, тундра, и Максимку никто не видит, чего же он фокусничает? А он и не фокусничает. Он прислушивается к шуму мотора. Зачем? А затем, что мотор может заглохнуть. Иван Тимофеевич, его отец, хоть и «железный человек», а все человек. Невзначай и заснет. Клюет небось носом в кабине вездехода. Максимка уже видел. Со стороны посмотреть — смешно. Как петух, клюнет и, задрав голову, таращит красные от бессонницы глаза: что это такое он клюнул? И нос у Ивана Тимофеевича, как у петуха, — кривой. Не нос, а клюв.

Иван Тимофеевич если и покидал добровольный пост, то ненадолго. Забежит в ярангу, поест чего-нибудь наскоро, обогреется и снова в кабину — светить пропавшему, до дрожи коченеть за рулем и одурело клевать носом… Другой бы бросил. Ведь зря все. Сколько дней прошло. За это время не то что на своих двоих добраться, на пузе домой приползти можно.

А может, он и ползет? На пузе. Голодный. Обмороженный. Руку вперед потащит, а ногу подтянуть сил нет.

Иван Тимофеевич как в воду смотрел. Гость полз, давно уже потеряв надежду на спасение. И если все же полз, то потому, что еще был жив. А когда живешь, надо что-нибудь делать. И если не остается ничего другого, то — хотя бы бороться за жизнь ради минуты жизни. А бороться можно было только так: ползти и ползти. Неважно куда, лишь бы ползти. Если бы он остановился, то умер бы. И он не останавливался. Полз, ни во что не веря и ни на что не надеясь.