Яан Раннап - Барьер трёх минут

Теперь это секундомер Ээри. Уже год. Дядя Март однажды случайно увидел, как Ээри засекал время по секундной стрелке будильника. После этого он принёс секундомер. Пусть, мол, помогает бить рекорды, сказал он. Ведь дядя надеялся, что Ээри станет бегуном экстракласса, каким был он сам.

Из кузова мотороллера достают последний барьер. Ээри бросает взгляд на стрелку, отсчитывающую десятые доли секунды. Палец автоматически нажимает на кнопку. Две минуты, шестнадцать секунд и две десятых.

Две минуты шестнадцать... Что-то страшно знакомое. Ну да, именно столько уходило у него обычно, чтобы добежать с одного конца заводского парка на другой.

Воспоминание заставляет Ээри поморщиться. Конечно, заводской парк в этом не виноват. Парковая аллея была отличным местом тренировок. Вот именно «была», потому что и тренировкам теперь конец.

Ну да, ведь невозможно, чтобы славное место, куда хожено изо дня в день, сразу же оказалось позабыто. Восемьсот шесть метров пешеходной с красивым покатым взлобком дорожки, которая даже в дождь не раскисала. Почти паркетно-гладкая дорожка, у которой лишь один недостаток — слишком много гуляющих и детских колясок. Сначала он замедлял из-за них шаг, иногда даже переставал бежать. Позже, когда в руке тикал секундомер, ему было уже не до этого. Нет лучшего погоняльщика, чем маленький счётчик секунд, удобно помещающийся в ладони и буквально манящий нажать на кнопку.

— Щёлк! — снова нажимает Ээри. Тик-так-так-так мчится по кругу стрелка. Мчись, мчись. Иначе как же мы узнаем, как долго длится рукопожатие двух учителей.

Рукопожатие учителей двух школ длится две и четыре десятых секунды. Гляди-ка, старик-физик пришёл поучаствовать в спортивной жизни. Может, собирает материал для новых задачек? Начальная скорость ядра массой в четыре килограмма... Через две секунды после старта скорость бегуна... Сам знает, что делает. Каждый должен сам знать, что делает.

Ээри ничего не имеет против физики. Физика — наука честная. Справедливая. Будьте любезны, мощность равняется работе, произведённой в единицу времени. Больше напряжёшься, будешь на столько же мощнее. Не то что в спорте, где тренируйся хоть до одурения, но другой, филонивший, пока ты тренировался, всё равно покажет тебе спину. Покажет, несмотря на утверждение газетных статей, что для достижения успеха достаточно лишь одного процента таланта, девяносто девять процентов — труд. Этот другой позволит тебе восемьсот метров переть впереди и уже верить, что на сей раз, наконец-то, есть бог на небе и справедливость на земле, позволит тебе почти достичь победы, чтобы затем, словно тень, выскочить у тебя из-за спины за несколько десятков метров до финиша и в два счёта лишить тебя всех надежд.

Щёлк! — ход. Щёлк! — стоп. Что такое? Почему новое рукопожатие длилось всего одну секунду? Но глянь-ка внимательнее, Ээри. Кому протянули руку? Ну да! Ученику, не учителю.

Абитуриента, удостоившегося чести пожать руку учителю, Ээри знает. Да и кто его не знает? Вольдемар Каннель, по-будничному Кандле Волли. На Каннеле держатся радиопередачи, раздающиеся по средам в школе. «И теперь ещё последний вопрос. Почему лично ты занимаешься спортом?»

Об этом он допытывался всего неделю назад, во время школьного спортивного дня у всех, кто стали победителями. Ну и нашёл же вопросик? Будто кто-то скажет правду, если известно, что вскоре каждое твоё слово будет звучать на всю школу. Однако Роланд, кажется, сказал-таки правду. Почему он занимается спортом? Просто ему это интересно. Каннель, известное дело, ожидал большего. «Ты, конечно, имеешь в виду, что спорт помогает тебе вырабатывать волевые качества?» — предложил он. Каннелю ничего не стоит сунуть в уста человеку свои слова, но с Роландом этот номер не удался. Роланд ухмыльнулся и упрямо продолжал твердить своё: он имеет в виду именно то, что оказал. Просто ему очень интересно иногда соревноваться с другими.

Ээри ничего не может поделать, Роланд, ответивший вот так, нравится ему, хотя вообще-то он послал бы его куда подальше. Про себя Ээри нипочём бы не смог сказать правду. То есть, полную правду. Тогда ему пришлось бы говорить и про свои оттопыренные уши. И про маленький, усеянный веснушками нос. И о криво растущих верхних зубах. Любая из этих неприятностей, даже в отдельности, капитально уродует лицо, а что уж тут, когда они собрались все вместе.

Конечно, известно, что не так уж важно, как человек выглядит. Ээри не раз читал, мол, важнее то, что скрывается под внешностью. Так сказать, внутренняя красота. Да, точно так было однажды написано в газете, что внешность ничего не значит. Главное — душевная красота.