Яан Кросс - Императорский безумец

Когда мои первые работы на историческом материале привлекли к себе внимание узкого круга любителей литературы такого рода, я подумал, что положение, в котором я оказался, позволяет мне усмехнуться при виде того, как мои собратья по перу, ощущая нужду в материале, занимаются его поисками. Ибо ко мне стало приходить множество писем от знакомых или совсем мне не известных лиц, содержавших намеки, советы и даже целые рефераты о людях и событиях, которые могли бы послужить материалом исторического повествования.

Ленинградский этнограф и историк А. Дридзо, кстати сказать, по специальности латиноамериканист, с энтузиазмом изучающий историю и культуру Эстонии, обратил мое внимание на некогда опубликованную в Лондоне историю жизни графа С., во многом аналогичную жизни генерала Михельсона. Неведомые мне люди советовали заняться лейтенантом Хузеном и его потомками в Ряпина. Знакомые и незнакомые упоминали при случае о капитане Юргене Богданове, о живописце Юри, о генерале Теннере, о докторе Эспенберге и еще о многих других, достойных внимания историка личностях. Меня направляли к в той или иной мере опубликованным материалам и к еще совсем неизвестным человеческим судьбам или рекомендовали новое вглядывание в ранее уже известные.

Предлагаемую читателю рукопись мне принес один из ревностных любителей эстонской старины. Во время Великой Отечественной войны в блокадном Ленинграде он обнаружил эту рукопись после смерти своего соседа по квартире, некоего Игнатьева, среди принадлежавших тому вещей. Человек, принесший мне рукопись, не помнил ни имени, ни отчества покойного Игнатьева, в блокаду уже человека пожилого, по-видимому какого-то служащего. Все мои попытки установить личность Игнатьева и тем самым сделать возможными дальнейшие поиски, направленные главным образом в прошлое, оказались бесплодными. Добросовестный историк не может себе позволить утверждать что-либо о происхождении рукописи, исходя только из ее содержания. Ибо произвольно строить гипотезы — не самое лучшее занятие для верного своему долгу ученого-историка. Но писатель-историк, имеющий право на фантазию, мог решиться связать открывающуюся в рукописи галерею личностей с именем Игнатьева и высказать предположение: поскольку автором дневника был брат матери вице-адмирала Георга фон Бока, то допустимо предположить, что последний ее владелец, человек по фамилии Игнатьев, был потомком родственников жены адмирала — Анны Игнатьевой.

Несколько слов о редакционной стороне текста. Читатель сразу же заметит, что, судя по языку, рукопись не может быть отнесена к началу прошлого века. Эстонский язык перемежается в дневнике с иноязычным текстом, французским и немецким, эти части переведены мною на эстонский, и весь текст унифицирован, чтобы сделать его доступнее современному читателю. Хотелось бы надеяться, что в недалеком будущем, в наступающую эпоху бурно растущих публикаций нашего эпистолярного наследия и старых документов (однако, само собою разумеется, только после опубликования хроники Руссова [1] Руссов Балтазар (1536? —1600), автор «Ливонской хроники», охватывающей период с XII в. по XVI в. , проповедей Мюллера [2] Мюллер Георг (1570?— 1608), таллинский пастор, оставивший около сорока проповедей, содержащих сведения о жизни и обычаях эстонцев. , писем Мазинга , сочинений Фельмана и еще многого другого), найдет свое место и лингвистически во многих отношениях интересная первоначальная редакция дневника Якоба Меттика . Разумеется, появись она в «Beiträge» Розенплентера , это было бы более потрясающим событием, чем когда она будет напечатана в журнале «Keel ja Kirjandus» [3] «Язык и литература», выходит в Таллине с 1957 года. .

(Для публикаций исторических материалов во времена Розенплентера, увы, у нас не было журнала.) Однако в семидесятых годах нашего столетия публикация эта имела бы еще одно преимущество: она лишний раз напомнила бы тем, кто до сих пор этого не замечал, что рукопись, будь она филологическая или литературная, не коньяк и не офицер, которые с годами — первый в бочке, второй в отставке — получают лишнюю звездочку.