Алла Драбкина - Меня не узнала Петровская

Я школе… В школе ничего нового. Разве что эти дуры лопаются от злости, что Милка опять со мной, со мной, а не с ними. Но теперь, когда у меня есть этот чудесный кружок, чихала я на них.

Сегодня Игорь Великорожин подставила мне ножку. Я упала, разорвала немецкие чулки и разбила коленки. А остальные мальчишки ржали. Я плакала не оттого, что мне было больно, а оттого, что они так ржали, и потом, когда я упала, это было вряд ли красиво. Недаром они ходили за мной и вопили:

— А у Суховой розовые штаны!

Ничтожества! Пошляки и ничтожества!

Кашина на этой переменке не было. Он был на четвертом этаже у десятиклассников. Они готовили отрывок ко дню рождения Лопе де Вега. Мы в кружке его празднуем.

Я одна бросилась на Великорожина и стала его царапать. Оказывая слабенькая, как сама думала о себе раньше. Я сильная. До лица он меня не допустил, но руки я ему изрядно исполосовала. Теперь я знаю, что я буду делать, — бить. Я буду бить.

На ботанике Варвара Романовна спросила Великорожина, что у него с рукой. Весь класс тут же уставился на меня. Кашин удивленно спросил, не моих ли рук это дело. Вместо ответа я поднялась и сказала:

— Варвара Романовна! Это я поцарапала Великорожина. Пусть сам скажет за что.

Класс загудел, а Дмитриев вдруг тоненьким голосом выкрикнул:

— А у Суховой штаны розовые!

Кашин поднялся, подошел к Дмитриеву, и никто не успел опомниться, как Кашин ударил Дмитриева по лицу! Ужас что было!

Варвара Романовна закричала, чтоб Кашин вышел из класса. И Кашин пошел. Но я не могла, чтобы он ушел! Я встала и пошла за ним.

— Ты куда? — крикнула Варвара Романовна.

— За ним, — сказала я.

Все засмеялись, а Великорожин выкрикнул, что у нас с Кашиным любовь.

— Какая ты дрянь, Великорожин, — сказала Варвара Романовна.

Тогда поднялся Ромка Хейфец и вдруг сказал, что все дураки и никакой любви у нас с Кашиным нет, а просто дружба, и что он уходит вместе с нами.

И мы ушли. А поскольку это был последний урок — мы пошли в кино.

А Милка осталась.

Только вот почему Ромка пошел с нами? Ведь он такой тихоня. Ничего не понимаю.

Хотя… Иногда мне кажется, что я ему нравлюсь. Он на меня часто смотрит. Я не хочу, чтобы это было так. Всегда очень тяжело, когда ты кому-то нравишься, а он тебе нет. И вообще, Ромка мне по плечо.

После кино мы сидели в садике и Ромка рассказывал «451° по Фаренгейту».

Он здорово рассказывает. И вообще он умный. Был бы чуть повыше ростом! А так… И зачем он поперся вместе с Кашиным провожать меня до дому?

Нам не разрешили ставить Брехта. Вместо этого подсунули новогоднюю интермедию. Дурацкую. С зайчиками и лисичками, а также с бабой-ягой. А я буду играть ёлку. Мне больше ничего не досталось, потому что я новенькая в кружке. Текст мне не дали. Просто буду стоять обвешанная игрушками посреди сцены. Это Игорь Александрович придумал, чтобы занять меня. Кашин будет играть Петю Неряшкина. Это лучшая мужская роль. Бабу-ягу дали Игошиной. Она сама выпросила. Я тоже хочу играть бабу-ягу, но стеснялась просить.

Димка Лукин будет дедом-морозом. Он уже взрослый и в нашей школе не учится, но в кружок ходит. Раньше он был самым главным хулиганом на нашей улице, а теперь все вечера торчит в актовом зале и делает декорации. Вдвоем с Игорем Александровичем. И совсем он никакой не хулиган.

После кружка шли с Кашиным, Игошиной и Игорем Александровичем домой. Обсуждали образ елки. Я думаю, эта роль мне удастся.

Игорь Александрович — дивный. Он умный, красивый и не зазнайка.

Алешенька… Сегодня на физике, когда я получила по контрольной тройку с минусом, он сказал, что я славная чудачка.

Он так и сказал:

— Славная ты чудачка!

У меня и после этого дрожали руки и вздымалась грудь. Слава богу, что он не заметил!

А-ле-ша!!!

Вот и зима пришла. Теперь уже по календарю. Встаешь — темно. Вот интересно, почему я наутро не думаю, что вечер, хоть утром так же темно, как вечером? Почему утром в тебе какое-то бодрое чувство?

После уроков собирали макулатуру. Я очень люблю это, как ни странно. Мы ходили вчетвером: я, Ромка, Зося и Милка. Крючок тоже весь день торчала в подвале. Там, где взвешивают бумагу. Она всегда вместе с нами теряет свое личное время. Кашина не было. Он с Игорем Александровичем делал избушку на курьих ножках.

Крючок спросила у меня, почему его нет. Я объяснила. Ей этого показалось мало. Она пошла намекать, что если человек не любит труд, то это уже нечеловек. Труд. Как будто он с Игорем Александровичем не трудится. Вообще странные у нее понятия о труде. Она, например, считает, что Лариска Гущина любит трудиться, ведь Лариска им притащила необходимые для каждого пять кило бумаги. Из дому. Аккуратненько веревочкой перевязано. Это ей папа собирает. А мне папа не собирает. И Ромке тоже. И Милке. Мы ходили в трест мороженого, потом на почту, потом в ресторан на Московском вокзале и набрали столько бумаги! Уж не по пять килограммов, а по двадцать. Я Крючку сказала, что я собрала и для Кашина. Чтоб она потом его не пекла, а то она выдумала ставить всем оценки по общественной работе, для стимула.