Галина Черноголовина - Хрустальный лес

С тех пор как погиб на сплаве отец, мать всегда очень тревожилась, когда Гриша уходил в тайгу или рыбачить. Вот уже десятый год ему пошёл, а она всё беспокоится, как о маленьком. Но сегодня можно было бы и не тревожиться: ведь Гриша ехал на лесосеку с дядей Семёном! Дядя Семён жил по соседству один в большой избе, которая осталась ему от родителей. Он служил в армии, был старшиной на сверхсрочной, а года три назад демобилизовался и стал работать мотопильщиком в колхозе. Семьи у него не было, и, может быть, поэтому он частенько приглашал к себе шустрого, любознательного Гришу. У дяди Семёна было интересно: он всегда что-нибудь мастерил. Все жители посёлка обращались к нему, если нужно было починить часы, приёмник или фотоаппарат. За что бы ни брался дядя Семён, у него непременно получалось. И всё делал он по книгам, которых у него было целых три шкафа. Он и шить и стряпать умел. На Новый год по какой-то своей книге приготовил торт и принёс его в подарок Гришиной маме. Такого красивого торта Гриша ещё никогда не видел, а вкуснее не ел ничего в жизни. В прошлом месяце дядя Семён перекрыл у них крышу — три выходных работал. Выходные у дяди Семёна не совпадали с воскресеньями, и уроки для Гриши никогда не тянулись так медленно, как в эти дни. Ему не терпелось бежать скорее домой. Наспех сделав уроки, он выскакивал на улицу и уже дотемна не отходил от дяди Семёна: подавал ему гвозди, молоток и другой инструмент.

Обедали и ужинали втроём — мама, дядя Семён и Гриша, и это тоже было необычно и хорошо…

В дверь постучали. Гриша рванулся от стола и торопливо стал одеваться. Намёрзшая дверь с шумом распахнулась, и на пороге появился дядя Семён. Он был в рабочей телогрейке и стёганых брюках, заправленных в валенки. И всё-таки выглядел он всегда как-то празднично, может, потому, что носил на шее красивый шерстяной шарф с зелёными разводами.

Высокий, ладный, загорелый, дядя Семён стоял, улыбаясь, на пороге, и вместе с бодрящим холодным воздухом в их низенький дом словно вошло что-то светлое, радостное.

— Готов, Григорий Петрович?

— Готов! — звонко отозвался Гриша.

— А мешок под шишки?

— Мешок! Совсем позабыли… — Мать заторопилась, пошла в кладовку, что-то там передвигала, пересыпала, Грише казалось, что она возится целую вечность; наконец она вытрясла на крыльце мешок из-под отрубей и подала Грише.

— Ну, брат, давай живей, — сказал дядя Семён. — Того и гляди, автобус хвост покажет.

Они вышли на дорогу вовремя. Небольшой голубой автобус плавно затормозил возле них. Автобус в леспромхозе был один, и на нём отвозили в тайгу рабочих того участка, который шёл впереди. Это сами лесорубы так установили. А если участок отставал, рабочие отправлялись на лесосеку в фанерном фургоне, установленном в кузове грузовика. Всё это напоминало весёлую игру и нравилось Грише. Кажется, дядя Семён это и предложил, он вообще был большой выдумщик.

На этот раз, как, впрочем, бывало очень часто, дядя Семён и его товарищи ехали на работу в автобусе. Место оставалось только одно, на переднем сиденье, и дядя Семён посадил Гришу на колени. Конечно, это не совсем удобно в Гришином возрасте, но тут уж ничего не поделаешь; главное, он едет в тайгу, он будет целый день рядом с дядей Семёном!

Автобус спустился к реке, шофёр дал газ, и машина стремглав помчалась по гладкому заснеженному льду, на котором лежали длинные утренние тени от береговых сопок и деревьев.

Лесорубы в автобусе переговаривались, шутили. Особенно смеялись над рассказом одного конопатого парня, хотя смешного тут было мало: на днях он чуть не попал под рухнувшую ель.

— Спилил я её, значит, как следовало, братцы… Она падать, а я в сторону, да за камень запнулся, а она чего-то подумала-подумала, на пеньке повернулась — и за мной как побежит!

Маленький автобус дрожал от хохота.

— Знать, приглянулся ты ей, — подтрунивали лесорубы.

Автобус всё бежал по гладкой ледяной дороге. Кое-где по сторонам виднелись провалы: это опустилась вода и образовалось, как говорят в народе, пустоледье… Зеленоватые края трещин вспыхивали, переливались на солнце.

Появился лес, предназначенный для сплава. Десятки, сотни кедровых брёвен лежали на льду, словно какие-то великанские дети играли ими, как спичками, да рассыпали невзначай.

Шофёр стал притормаживать, под колёсами была голубоватая наледь: в распадках и зимой били ключи. Потом автобус свернул и медленно поехал вверх по протоке. Близко-близко подступили ярко-лиловые тонкие лозы краснотала; на ветках висели седые клочья тины: вода прошлым летом здесь была большая. Выше шли каменистые отроги сопок, а на них, держась каким-то чудом, тянулись к небу ели, берёзы, кедры…