Инга Петкевич - Мы с Костиком

Тут на берег водолаз вылез. Открутили ему голову, а он как заорёт.

— Хулиганство! — кричит. — Кто это там галошами швыряется?

— Хулиганство! — кричит ему женщина.

— Нигде покоя нет! — кричит водолаз.

Всё-таки спит он, наверное, там, под водой.

Тут ещё мать длинного подоспела…

А в милиции ничего страшного. Пусто совсем. Ни души.

— Вот, — говорит наш милиционер в пустоту. — Беспризорников привёл.

И сразу же, как он это сказал, из-за барьерчика другой милиционер вылез, не весь милиционер, а только голова одна. Торчит из-за барьера и смеётся.

— Какие ж нынче беспризорники, — говорит. — Вот беглецов действительно многовато развелось. Все куда-нибудь бегут. А тут ещё Куба прибавилась. За год двое — на Луну, двадцать пять — на Южный, пятьдесят четыре — на Кубу и только трое — на Северный. А я вас спрашиваю: почему? Почему только трое? Не моден, что ли? Я, может, сам на Северный бегал — чем он хуже?

— Очень просто, — говорит Ромка. — Пять часов — и там, всё равно что на дачу. Не интересно.

— Любопытно, — говорит милиционер. — А сами-то куда собрались?

— А мы не бежим, — говорит Ромка. — Мы собаку ищем.

Но тут дверь за нами тихонько скрипнула, охнул наш милиционер и за барьерчик провалился. Оглянулись мы — подходит к нам простая тётенька, скромно так подходит. Подошла и вдруг как заговорит, как заговорит. И по-русски вроде бы говорит, а ни слова не поймёшь.

— Загробина, — перебивает её милиционер. — Мы всё знаем, мы уже приняли меры.

Всполошилась тётенька и опять:

— Я, Анимаиса Фёдоровна Загробина, проживающая по ул. Белозерской, дом восемь, кв. пять, будучи замурована в собственной квартире, хочу заявить…

— Товарищ Загробина, меры приняты, — снова перебивает милиционер. — Можете спать спокойно…

— Закрутили, замуровали. Гаечками, винтиками, в третий раз замуровали…

— Да, да, — повторил милиционер. — В третий раз, но…

— Мне на дежурство, сыну в школу, хорошо ещё, внук круглосуточный. Хоть бы телефон провели, а то сидишь каждую неделю замурованная… А если пожар, что тогда? Ходишь, ходишь! А Сомов из пятой квартиры — зачем ему телефон?..

Долго мы её слушали.

А за перегородкой тихо-тихо. Заглянули мы туда, а там никого. Милиционера и след простыл, сбежал наш милиционер. Вот здорово! Схватили мы свой рюкзак — и за дверь.

Бежали, бежали, совсем из сил выбились. А тут ещё мокрый снег пошёл, ветер подул. Смотрим, а вокруг темно, и уже фонари зажгли. Встали мы посреди улицы.

— Куда мы идём? — спросил я.

— Придёшь — узнаешь, — мрачно отрезал Ромка.

А сам отошёл в сторону и стал время узнавать и про какую-то улицу спрашивать. Время-то сразу сказали, а вот улицы и не знает никто. Отмахиваются от нас. Не до нас всем — домой спешат. Тепло дома, светло…

Рюкзак с каждым шагом всё тяжелее. По очереди несём.

— Твоя очередь, — говорит Ромка и надевает на меня рюкзак. — Вон до той будки потащишь.

А будка далеко, на самом конце улицы виднеется. Тащу и уже ничего не соображаю, лишь бы дотащить. После болезни всё-таки…

Дотащил и вместе с рюкзаком прямо на землю рухнул. И Ромка рядом присел.

— Привал, — говорит.

— Кто, — говорю, — в рюкзак утюги кладет… Тот, — говорю, — пусть сам эти рюкзаки и таскает.

А Ромка и сам злой.

— А кто, — говорит, — собак теряет… Тот, — говорит, — пусть сам своих собак и находит.

Сидим, друг на друга не глядим — бутерброды жуём. Твёрдые бутерброды, холодные…

— Костёр бы развести… — говорит Ромка.

Тут меня взорвало.

— Костёр? Это посреди улицы — костёр? Где собака? Издеваешься, да?! Рюкзак, утюг, галоши! Ты подстроил? Куда вы дели мою собаку?

— А ты зачем Жёлудя обижал? — говорит Ромка, а глаза у самого бешеные.

— Это у меня, выходит, собаку украли, а я, выходит, Жёлудя обижал?.. — даже захохотал я. — Ха-ха-ха!

— Дурак ты… — вдруг спокойно, будто с сожалением, говорит Ромка. — Нужна больно Жёлудю твоя собака! Да если хочешь знаешь, это он её спас, и меня к тебе подослал тоже он. А ты его вором обзываешь…

Мне стало как-то нехорошо.

— А кто в тюрьме сидел? — спрашиваю.

— А если и в тюрьме! — вдруг снова вскипел Ромка. — А если он там не сидел? Если его условно судили? Понимаешь, условно?

— То есть как условно? Судили его или нет?

— Эх, — говорит Ромка. — Ничего ты не понимаешь… Просто Жёлудю однажды очень машина понадобилась…

И Ромка рассказал мне, как Жёлудь полюбил одну девушку и хотел покатать её на машине. Много машин в городе — и все чужие. Вот и решил он взять одну на время, чтобы только покатать эту девушку… А когда хотел вернуть машину на прежнее место, его и сцапали и, не разобравшись, под суд отдали. А они с девушкой только одни пряники в машине и съели и больше ничего не тронули и не поломали даже ни капли…