Хорст Бастиан - Тайный Союз мстителей

— Здорово! — крикнул Альберт.

Раздетые до пояса рабочие только кивнули в ответ, не прерывая работы.

— Давай разденемся! — предложил Друга. — Я уже взмок.

Альберт тут же скинул рубашку, взял рубаху Други и отнес обе к стене, где стопой лежали мешки.

Возвращаясь, Альберт вдруг высоко подпрыгнул и закричал. И еще раз закричал. Обычно так вскрикивают, когда наступают на гвоздь.

Ничего не поняв, Друга рассмеялся, да и правда у Альберта при этом был очень смешной вид.

— Чего смеешься, рыло!

— Как — чего? Что это с тобой? — спросил Друга и хотел было подойти к Альберту, но тут же высоко подпрыгнул и, уже не останавливаясь, плясал как одержимый.

Теперь смеялся Альберт. Зерно, как угли, горело под ногами.

— Что же это такое? — спросил Друга, побледнев от страха.

— Свинство, вот что это такое! — серьезно ответил Альберт. — Они насыпали зерно в три метра высотой, а просушить не просушили как следует. Вот оно и горит. Это как с невысушенным сеном.

— А почему же оно впереди не такое горячее?

— И там оно такое же горячее, только снизу, а сверху оно холодное. Здесь, видишь ли, они уже сняли целый слой. — Он взял горсть влажной липкой ржи и понюхал. Зерно дымилось. — Пропащее дело! — со злостью проговорил Альберт. Его крестьянская душа негодовала. — Повесить бы этих собак! Переводят хорошее зерно! Сотни центнеров! А когда хлеба в кооперативе нет, кто виноват — русские!

Друга, набравший лопату зерна, остановился и с любопытством взглянул на Альберта.

— Чего смотришь? Что я насчет русских, что ли? Что справедливо — то справедливо! — И, поплевав на ладони, Альберт вновь взялся за лопату.

В груди Други родилось чувство радости. Он и сам не мог себе объяснить почему. Подумаешь, что такое сказал Альберт! И все же чувство это нарастало с каждой минутой. Друга был счастлив…

Кроме Длинного, в палате лежало еще четверо ребят — и все с переломами костей. У него был самый тяжелый перелом, но Длинный отрицал это с удивительным упорством.

— Ну, знаешь, — возмущался он, — если тут кто и болен, то это ты, а не я!

Ни разу он никому не проговорился, что до сих пор он не может заснуть от боли и что нога у него все еще в гипсе. Иногда его охватывал и страх: а вдруг нога не будет сгибаться и он не сможет больше бегать, как раньше? Это он-то, Длинный, который бегал, как борзая! Нет, это невозможно!

И о чем бы ни заходила речь, он всегда ухитрялся сворачивать именно на эту тему — на то, кто как бегает. Когда же соседи по палате не поддавались, он шел даже на провокацию.

— А ты чего такой жирный, Шн у рер? — кричал он через три кровати парню с огромным количеством веснушек. — На тысячу метров я тебя обставлю — на три круга, не меньше!

— Чего проще? — следовал ответ. — Тысяча метров — всего-то два круга.

Раздался громкий смех. И прежде чем строить из себя обиженного, Длинный успевал скорчить не менее трех разных рож.

— Вот дурачье! — говорил он, опускаясь на подушки, и закрывал глаза. Но огорчение его было слишком велико, и некоторое время спустя он тихо произносил: — Захочу, так долго буду тренироваться, пока мировой рекорд не поставлю. Была бы воля — чего хочешь можно добиться!

Голос его дрожал от возбуждения.

Кто-то постучал. Вошел учитель Линднер. Он улыбался, стекла очков так и сверкали.

— Здравствуйте! — обратился он ко всей палате.

Стоило ему переступить порог больницы, как он тотчас же оказывался в превосходном настроении. «Смех — лучшее лекарство!» — любил он говорить.

— Здравствуйте! — обрадовался Длинный. — Знаете, как здесь скучно! Хорошо, хоть навещают иногда. — Он гордо повернул голову в сторону остальных больных.

Он знал — все завидовали, что к нему ходит учитель. Поэтому Длинному иногда бывало даже стыдно за свое прошлое. Учитель Линднер и правда часто навещал его, словно родственник, и ни разу не сказал ничего о мстителях, ни разу не попрекнул его. О Гансе они только однажды заговорили — это было вскоре после похорон. Но Длинный не в силах был представить себе, что Ганса уже нет.

Учитель рассказывал о всяких бецовских делах. Другие больные притворились, что спят. К ним ведь никто не пришел, и от этого им было грустно.

— Смотри-ка! — вдруг воскликнул учитель. — У тебя новые книги! — И он указал на столик. — «Молодая гвардия» и «Синяя птица».

— Да, — протянул Длинный с некоторой досадой по поводу открытия учителя. — Это мои.

— Так я и думал, — заметил учитель с видом опытного сыщика. Он понял, что разговор был неприятен Длинному.