Люси Монтгомери: Эмили из Молодого Месяца. Восхождение

Конечно же, я отругала Илзи. Она веселое, дерзкое существо и никогда заранее не взвешивает последствия своих поступков. Она всегда будет делать то, что взбредет ей в голову... даже если ей захочется вдруг пройтись колесом по проходу между скамьями в церкви. Я люблю ее ... люблю... люблю! И не знаю, что буду делать без нее в следующем году. Наши дороги расходятся... и будут расходиться все дальше и дальше... а, когда мы случайно встретимся, окажемся совсем чужими друг другу. О, я знаю это... точно знаю.

Илзи пришла в ярость из-за «нахальства» Перри — так она выразилась насчет его надежд на то, что я когда-нибудь соглашусь выйти за него замуж.

— О, это не было нахальством с его стороны... это было снисхождением, — сказала я со смехом. — Перри принадлежит к великому герцогскому роду Карабасов[130].

— О, разумеется, он добьется успеха. Но от него всегда так и будет нести Стоувпайптауном, — отвечала Илзи.

— Илзи, ну почему ты всегда так сурова к нему? — запротестовала я.

— Он такой болтун и болван, — мрачно заявила Илзи.

— Ну, он как раз в том возрасте, когда мальчики знают всё, — сказала я — при этом я чувствовала себя немало пожившей на свете и умудренной опытом особой. — Он станет более невежественным, но не столь невыносимым, когда немного подрастет, — продолжила я — при этом я чувствовала себя очень остроумной. — И, надо отметить, он заметно облагородился за эти два года, проведенных в Шрузбури, — заключила я — при этом я испытывала немалое самодовольство.

— Облагородился! Ты говоришь так, словно он какая-нибудь капуста!— возмутилась Илзи. — Ради всего святого, Эмили, не будь ты такой высокомерной и снисходительной!

Бывают моменты, когда Илзи влияет на меня благотворно. Я знаю, что заслуживала нагоняя.

********

27 июня, 19~

Прошлой ночью мне снилось, что я стою в старой беседке в саду Молодого Месяца и вижу Потерянный Бриллиант, сверкающий на полу у моих ног. В восторге я наклонилась и подняла его. Он полежал один миг в моей ладони... а затем выскользнул, сверкнул в воздухе, оставив за собой длинный, узкий блестящий след, и превратился в звезду на закатном небе, у самой кромки горизонта. «Это моя звезда... я должна добраться до нее, пока она не закатилась», — подумала я и побежала за ней. Неожиданно рядом со мной появился Дин... и он тоже устремился за звездой. Я чувствовала, что должна замедлить шаг, так как он хромает и не может идти быстро — а тем временем звезда опускалась все ниже и ниже. Однако я чувствовала, что не могу покинуть Дина. Затем так же неожиданно, как все всегда происходит во сне — мило и без всяких сложностей, рядом со мной оказался и Тедди. Он протянул мне руки, и в глазах его было то же выражение, которое я видела в них до этого уже дважды. Я подала ему обе руки... и он притянул меня к себе... я приподняла лицо... и тогда Дин с горечью крикнул : «Моя звезда закатилась!» Я обернулась — чтобы бросить лишь один взгляд на звезду, но она исчезла... и я проснулась в тусклых лучах ненастного, дождливого рассвета — без звезды, без Тедди, без поцелуя.

Интересно, что значит этот сон... если он вообще что-то значит. Я не должна придавать ему какой-то смысл. Суеверность не в традициях Марри.

********

28 июня, 19~

Это мой последний вечер в Шрузбури. «Прощай же, гордый мир; мой путь лежит домой»[131] — скажу я завтра, когда кузен Джимми приедет за мной и моим сундучком в старом курьерском фургоне и я поеду домой на этой великолепной колеснице.

Эти три года в Шрузбурской средней школе казались мне такими долгими, когда я готовилась к ним. А теперь, когда я оглядываюсь назад, они кажутся короткими, как только что прошедший вчерашний день. Думаю, кое-чего я за эти три года добилась. Я уже не подчеркиваю слова так часто, как прежде... научилась чуть лучше владеть собой... приобрела немного горькой житейской мудрости... и научилась с улыбкой получать отказы из журналов. Думаю, это был самый трудный урок из всех... и, без сомнения, самый необходимый.

Когда я оглядываюсь на эти три года, некоторые события выделяются на фоне других, вспоминаясь более отчетливо, и кажутся более важными, словно имели какое-то особое значение. И это не всегда те события, от которых такого можно было ожидать. Например, враждебность Эвелин и даже та ужасная история с нарисованными усами кажутся стершимися в памяти и несущественными. Но то мгновение, когда я впервые увидела напечатанным мое стихотворение в журнале «Сад и лес» — о, что это был за миг!.. и моя ночная прогулка в Молодой Месяц и обратно после спектакля... и создание того странного короткого стихотворения, которое потом разорвал мистер Карпентер... и ночь, проведенная на стоге сена под сентябрьской луной... и та великолепная старая женщина, которая отшлепала короля... и тот момент в классе, когда я открыла для себя строки Китса о «голосах эфира»... и другой момент, в старом доме Джона Шоу, когда Тедди взглянул мне в глаза... ах, мне кажется, все это я буду помнить и в чертогах Вечности, когда насмешки Эвелин Блейк, и скандал после ночи, проведенной в старом доме Джона Шоу, и придирки тети Рут, и рутина уроков и экзаменов будут давно забыты. А мое обещание, данное тете Элизабет, помогло мне научиться писать лучше — как и предсказывал мистер Карпентер. По моему дневнику об этом, возможно, трудно судить — в нем я позволяла себе расслабиться, ведь должна же у человека быть «отдушина»... но в моих рассказах и «книжках от Джимми» улучшения заметны.