Дойвбер Левин - Улица Сапожников

И матрос обозлился. Он повернул голову и посмотрел на Герша серыми сердитыми глазами.

— Ты что? — сказал он. — В морду хошь?

Ирмэ увидал матроса и ахнул:

— Неах!

Матрос посмотрел на Ирмэ, поморгал, опять посмотрел и вдруг вскочил. Вскочил, подбежал к Ирмэ и с размаху — как двинет его кулаком в живот.

— Го! — крикнул он. — Рыжий!

Полянск лежит на холмах. Как и Ряды, Полянск делится на «верх» и на «низ». Низ — обширная долила, тесно застроенная домами. «Верх» — горы и холмы. На холмах — широкие улицы. На улицах — просторные дома. Главная улица — Благовещенская — идет вверх в гору и упирается в собор. Собор — большой, благолепный, о трех куполах — Благовещенский. Когда стоять на паперти собора, виден весь город и река, и мост на реке, и далекие поросшие лесом холмы.

Белые, захватив Полянск, поставили у собора часового. Бди! Часовой усердно мотал головой, смотрел на город, смотрел на вокзал, — вокзал был на «низу», белым не удалось его взять, железнодорожники отстояли, — смотрел на реку, на холмы по ту сторону реки и скучал. Первые три дня часовой скучал. Река. Холмы. Да что на сосны смотреть? Сосны и есть сосны. Скучно.

На четвертый день часовой, зевая, посмотрел как-то на холмы и вдруг — подавился зевком. Что? На холме под сосной появилась группа верховых, человек семь. Постояли, поговорили о чем-то, повернули коней и ускакали в лес. Часовой усмехнулся: то-то! Однако через час они вернулись. Было их уже человек двести. Они спешились, копей привязали к деревьям, а сами расположились на холме. Расположились, видимо, надолго. В это время на соседнем холме появился другой отряд — артиллеристы. Часовой видел, как они устанавливают орудия. Орудий было шесть.

Часовой встревожился. В Полянске так скоро не ждали красных. Он повернулся к западу. Посмотрел и совсем приуныл. С запада по шляху подходили два отряда. Один сборный какой-то: бойцы — кто в тулупе, кто в шипели, кто в ватном пальто. Второй отряд — матросы. У матросов были пулеметы. А по реке плыл пароход. На палубе видны были люди, вооруженные винтовками и ручными гранатами. Пароход плыл и гудел, и дым валил из труб.

Полянск окружили. Оставалась одна дорога — к вокзалу. Но на вокзале засели железнодорожники, а с ними шутки плохи — часовой знал это по опыту.

— «Дрянь дело! — думал он. — Что-то Беляшин скажет?»

Полковник Беляшин — комендант города — лучше кого другого знал, что дело дрянь. Восстание не удалось. Это ему стало ясно уже на третий день. Восстание провалилось. Но выхода нет — надо биться.

Полянск до революции был богатым торговым городом. Фабрик, заводов в Полянске не было. Единственный завод — четыреста рабочих — находился где-то за городом. А вот купцов в Полянске было много. Ремесленников — того больше. «Низ» был ремесленный, «верх» — торговый. Большевиков — рабочие подгородного завода, часть железнодорожников и старые подпольщики, застрявшие в Полянске, — была горсточка. В октябрьские дни им пришлось выдержать упорный бой с эсерами и с анархистами. Одним бы им не справиться. Но на подмогу пришел броневой отряд с фронта. Эсеров и анархистов загнали в подполье, установили советскую власть и на этом успокоились.

Рано успокоились. Эсеры и анархисты, постепенно, незаметно для себя ставшие чистыми монархистами, сидели в подпольи и ждали. Ждали долго и упорно. Наконец им надоело ждать. Да и правда — чего ждать-то? Советы — это они знали твердо — опоры в Полянске не имеют. Войск в городе нет. Войска на фронте. Железнодорожники — недовольны, ворчат. Вокруг города в лесах — «зеленые». Мужик, обиженный разверсткой, смотрит волком, пряча за спиной обрез. Кто же остался? Рабочие подгородного завода. Местные чекисты. Да их раз-два — и обчелся. Значит, ясно. Значит, действуй. А там, глядишь, присоединятся «зеленые». Подымутся крестьяне. От соломинки загорится пожар. Восстание охватит губернию, край, Россию.

Восстали. Город захватить удалось без труда. Красные не ждали, не готовились. Белые ликовали. Дамы с балконов бросали цветы. Бородатые купцы пели «Боже, царя храни». Над зданием совета взвился трехцветный флаг. Сейчас только бы поднять губернию, а там — само пойдет. «Ухнем! Дубинушка сама пойдет».

Ухнули. А уже на третий день стало ясно: дубинушка не идет. Уперлась дубинушка. И ухнули, выходит, зря. На свою голову ухнули.

Начать с того, что город захватить удалось не весь. Вокзал красные отстояли. Мало того, оказалось — у большевиков и в самом-то городе опора есть. И опора крепкая. Ремесленный «низ» — не весь, правда, но большая его часть — шел с большевиками. Вместе с большевиками к вокзалу отступили сотни подмастерьев с «низа». Железнодорожники — те тоже: то, по верным сведениям, недовольны советами, ворчат, ругаются, то, когда белые подошли к вокзалу, такой открыли огонь, что господи спаси и помилуй.