Галина Ширяева - Возвращение капитана

Калитка распахнулась передо мной, как всегда, настежь, с тяжелым скрипом. Словно ей не хотелось скрипеть, но она знала, что ей, старой, стерегущей вход во двор дома с привидениями, скрипеть положено. И закрылась она за мной со скрипом — заржавела от дождя. А я тихонько пошла вдоль домов по нашей улице к вулкану с лопухами.

Та-тар-кин! Та-тар-кин! И бывает же на свете такая чушь! Та-тар-кин!

Когда я иду одна по нашей тихой улице и вижу знакомые до последнего кирпичика, до последней царапинки на оконных рамах дома и домики, мне всегда особенно сильно начинает хотеться, чтобы наш город поскорее прославился.

А еще мне очень хочется, чтобы у нас появился когда-нибудь совсем новый, незнакомый человек, который попал к нам случайно и даже не знает, куда он попал. Мне этого почему-то ужасно хочется. Может быть, это будет человек, по ошибке сошедший с поезда. Или летчик, потерпевший аварию и спрыгнувший с парашютом. А может быть, это будет космонавт! Он приземлится прямо на наш вулкан с лопухами, и я прибегу к нему и увижу его первая! Хорошо было бы, чтобы он оказался хоть чуточку близоруким. Космонавты не бывают близорукими, но этот чуточку будет…

— Где я? — спросит он меня в первую очередь.

Тогда я покажу рукой на нашу степь, освещенную восходящим (или заходящим) солнцем, и спрошу:

— А вы разве сами не догадываетесь, что это?

Он снимет шлем, чуточку прищурится, всматриваясь, и очень удивится:

— Это Волга?

— Нет, — скажу я ему.

— Неужели это — море? Черное море?

— Нет, — скажу я.

— Значит, Балтийское?

— Нет!

Тогда он совсем удивится, снова прищурится и снова всмотрится вдаль.

— Так неужели это Тихий океан?

И тогда я скажу ему:

— Это не океан. Это наша степь! Видите — как красиво! А вы и не знали.

И он согласится со мной, что красиво, а потом будет всему миру рассказывать о том, как хорошо в степи возле нашего города. Эх, если бы к нам прилетел космонавт!

Стоп! Я еще издали увидела, что на нашем вулкане кто-то есть! Я разом взлетела на вершину и наскочила прямо на Фаинку.

Она сидела в лопухах, обхватив руками коленки, и лицо у нее было в точности такое же, каким оно бывает у нее после двойки.

— Ах, Люська! — сказала мне Фаинка. — У меня такая депрессия, такая депрессия!

Я села рядом с ней в лопухах, нарочно здорово пихнув ее локтем, чтобы депрессия поскорее кончилась. Фаинка грустно поморщилась, и ее шоколадная родинка возле носа поползла влево. Вообще эта родинка у нее умела передвигаться то влево, то вправо, когда Фаинка морщилась или загадывала переживание. Влево-вправо, влево-вправо, влево-вправо…

— Отчего у тебя депрессия? — спросила я ее очень, холодно — ведь мы еще не помирились с тех пор.

— От тайны!

— И большая тайна? — спросила я.

— Слушай, Люська! Теперь я все знаю!

— Что знаешь?

— То самое про Татьяну Петровну… Мне мама рассказала. В театре-то все давным-давно знают, только молчат… Я вот думаю — какие они там все герои! Столько времени молчат!

— О чем?..

— И надо же было нашим девчонкам так в нее влюбиться! Надо же было так влюбиться!

— А что? — спросила я, и почему-то по спине у меня снова забегали мурашки. — Что такое?

— Я уж теперь и не знаю, как с девчонками быть! Они ж теперь все ее разлюбят.

— Ну, а тебе какая забота? Ты ж ее уже разлюбила. Поэтому сиди и помалкивай.

— А если я не могу помалкивать! Если у меня тайна!

— Мало ли у меня тайн! И даже не у меня, а у одной моей знакомой девчонки, которую ты не знаешь. Ты ее даже в глаза ни разу не видела.

— Люська! — зашептала Фаинка, и ее родинка-шоколадка поползла вправо. — Помнишь миледи?

— Из «Трех мушкетеров»? А что?

— Помнишь?.. Лилия на плече!

— А что?

— Похоже!

— Что похоже? У нее тоже… лилия?

— Не лилия, Люська! Еще ужаснее!

— Что?

— Помнишь, как мы все удивлялись, почему это она ни с кем за руку не здоровается? И все время в перчатках ходит… Жара, а она в перчатках!

И я вдруг поняла, что Фаинка в самом деле скажет мне сейчас что-то ужасное! В голове у меня зашумело, загудело, так сильно, что показалось — рядом заплескалось море…

Врет Фаинка! Врет! Врет! Врет!

Я распахнула дверь Марулькиной квартиры, не постучавшись. Дверь открылась без скрипа. Может быть, я просто не услыхала этого скрипа, потому что у меня все еще стучало и гудело в голове. Но, может быть, она и в самом деле не заскрипела, потому что Татьяна Петровна, сидевшая на стуле спиной ко мне, не услышала, как открылась дверь, и не обернулась.