Эдуард Веркин - Герда

Мы с отцом нагрузились вещами и отправились на берег, чтобы разбить плацдарм, разложить кресла, посмотреть – нет ли кого на нашем месте, лис разогнать, тут зайцев на самом деле много, а где зайцы – там и лисы, а по лисам в этом году бешенство объявляли, так что лучше их заранее спугнуть.

Берег был пуст. Нет, здесь кто-то недавно стоял, рядом с костровищем валялась горка створок от жемчужниц и горелые картофельные кожуры, на выходных, наверное, отдыхали, дня три назад – трава уже успела выпрямиться, и пластиковые бутылки сквозь нее уже почти не проглядывались. Отец, глядя на это, брезгливо поморщился, я сбросил рюкзак, собрал бутылки и закинул их в кусты.

– Надо было закопать, – сказал отец.

– Зачем? Осенью река разольется – все и так унесет. А если закопаем, то навсегда здесь останется, только больше мусора. И вообще, не надо к мусору так относиться, мусор – это наш спутник…

– Лучше помолчи, – посоветовал отец. – Иди за остальными, а я тут устраиваться буду.

Я направился за остальными. Но не дошел, сел на траву на полпути, возле дерева.

Я попробовал ей позвонить, вчера вечером. Потому что никак не мог понять, что это было. Точно мы шли, шли, вроде по тропинке, разговаривали, и вдруг… Ногу я подвернул, что ли, упал, поднялся – и уже один. Хромаю, и ничего не могу понять. И болит. Непонятно где, но болит, как заноза, врезалась в мясо, сверху не видно, а каждое движение боль, и пальцами не подцепить, как ни расковыривай. Почему? Ведь недавно совсем познакомились, а больно.

Я вернулся к машине.

Мать сидела в раскладном стуле на краю поля, на шее у нее болтался свисток, в который она периодически свистела – это для того, чтобы Алька не заблудилась. Хотя в поле, если честно, было трудно потеряться – ячмень едва доставал Альке до плеч, но мать все равно контролировала. Разве что в бинокль не поглядывала, хотя на шее он у нее и висел. Интересно, почему такой высокий ячмень? Озимый. Мутантский. Ячмень.

Мелкий бродил вокруг рябины, сосредоточенно пытаясь отвязаться, но шлейка не пускала.

– Ну, как там? – спросила мать.

– Все нормально.

– Ну, пойдем тогда, посмотрим.

Отправились к реке. Я тащил шезлонги. Мать шагала, нюхая какой-то мелкий цветочек синего цвета, вела на поводке Мелкого, Альку не выпускала из поля зрения, ловчиха в ячмене. Герда шла параллельно, прячась в кустах, лишь иногда выныривая из них бесшумной тенью.

Шашлыки мы не жарим уже давно – надоело. И лососевые стейки на решетке не запекаем – тоже надоело. Сейчас у нас период приготовления плова, и, должен признать, отец в этом достиг вполне замечательных успехов.

К плову он нас не допускает, поэтому что плов – удел взрослых мужчин, женщины и дети тут совсем ни к чему, потому что если они приступят к казану, то сварят не плов, а кашу. Вот и сейчас отец занялся пловом персонально.

Мать не стала спорить. Я тоже. Сидеть возле костра и дышать дымом мне совсем не хотелось.

Отец готовил плов по правильным правилам, не торопясь, и все это растянулось почти на три часа. Я искупался. Вода была холодновата, слишком проточная, но искупался, потом валялся на песке. Алька купаться не стала, кидала в реку камни. Герда тоже купаться не стала, даже по пузо не зашла. Она вообще старалась держаться подальше и понезаметнее. Мелкий хотел купаться и безумствовать, но его не пустила мать.

Время прошло незаметно, так всегда бывает на Золотом Берегу. Через три часа отец позвал к плову.

Вкусно, как всегда вкусно.

Плов был съеден, остатки разложены по банкам, казан мыть не стали, стали отдыхать дальше. Мать надела широкополую соломенную шляпу, устроилась в шезлонге и достала старинную поваренную книгу за авторством «г-жи Молоховецъ», читала с улыбкой, делала пометки карандашиком.

Алька достала бадминтон и стала играть сама с собой, била ракеткой по волану и напевала что-то на английском, считалку, кажется.

Мелкий отправился на пляж и стал упрямо рыть яму. Я попытался узнать, зачем, но он не удостоил меня ответом, рыл и рыл, я оставил его в покое.

Отец составил нахлыстовое удилище, прицепил катушку со шнуром и теперь, лежа на траве, натягивал забродные штаны и забродные же ботинки.

– Жарко, – сказал я. – Вряд ли рыба клюет.

– Жара для нахлыста самая погода, – возразил отец. – Зря я, что ли, всю зиму мушки вязал? Кстати, у меня есть отменные стримеры, надо их обкатать. Я думаю, тут язь есть, елец точно, голавлики. Окуней точно набьем. А может, даже хариус, ребята рассказывали, в прошлом году хариус брал.