Пионеры готовились к походу. Все ждали дня, когда их разбудят на заре и они двинутся по берегу в путь. И этот день наступил. Ещё долго на росистой траве темнела тропка, по которой они ушли.
Поход! В нём, как праздник, и луг с последними ромашками, и лес, где на кочках начинает краснеть брусника, и костёр, над которым взлетают искры, и закопчённый котёл, в котором булькает пригорелая каша.
Пионеры возвращались из похода весёлые, промокшие под дождём. Но теперь они уже могли сказать: мы были в походе! И Шура, засыпая на лагерной раскладушке, думала, как она расскажет маме и папе про поход.
Она скоро их увидит, они приедут через три дня. Потому что через три дня будет родительский день.
…Сегодня приедут родители. Непонятно только, почему такое волнение. Можно подумать, что родители не узнают своих детей, если на тех не будет глаженных-разглаженных рубашек и они не выучат наизусть басню про трусливого зайца.
Все мылись, чистились и зубрили стихи. Даже на клумбу в центре лагеря посадили цветы. Правда, их забыли полить, и они на глазах завяли. Но, когда их выдернули, клумба была так же хороша, как и прежде.
У лагерных ворот остановилась машина. Из машины выбирались счастливые матери и отцы, бабушки, дедушки и даже дяди с тётями. Им навстречу торжественным строем шли дети. Но, к счастью, строй смешался, и над лагерем зазвенел вопль радости.
— Мама, ура!.. Ой, дедушка приехал! — раздавалось вокруг.
— Юрка, неужели это ты? Толстый!.. А веснушки откуда?
— Я поправился, — признавался Юра.
Шура бежала вместе со всеми, но никого не встретила. К ней никто не приехал. Все уже разошлись, а она стояла под праздничной аркой, убранной хвоей, над которой хлопал от ветра плакат «Добро пожаловать!».
— Вот она! — раздался голос вожатого Коли.
К Шуре вместе с вожатым подошёл незнакомый мальчик в ремесленной форме. Он вытирал носовым платком потный лоб и прижимал к себе знакомую Шуре мамину сумку.
— Вот она, — повторил Коля и, обняв Шуру за плечи, повёл её к скамейке, которая стояла напротив нарядной клумбы.
Незнакомый мальчик шёл рядом.
— Это, Шура, ученик со стройки, где работают твои папа и мама, — объяснял вожатый. — У них сегодня срочная работа, им никак нельзя было приехать. — Вожатый говорил, а сам всё время глядел не на Шуру, а на мальчика, который держал в руках мамину сумку и молчал как рыба.
Наконец мальчик проговорил:
— Вот, гостинцев прислали, — и протянул сумку Шуре. — Бери!
— Бери, бери! — повторил вожатый. — Бери и беги к ребятам. У нас сегодня концерт. Она тоже выступает, читает басню.
Шура вскочила со скамейки и, не оглядываясь, убежала. Уткнувшись в подушку, она горько заплакала от обиды.
Все приехали, а у них срочная работа! Зачем ей пироги, сумку прислали…
Шура плакала, и никто не мог её утешить. Вожатый, который тоже уговаривал её, потерял наконец всякое терпение и сказал:
— Умойся и собери свою силу воли. Можешь не читать сегодня басню.
И вдруг Шура перестала плакать. Она испугалась. Она же ни о чём не спросила этого мальчика. А вдруг дома что-нибудь случилось?
— Ей-богу, ничего, — ответил посланец, которого звали Стёпой. — Работают люди, и всё. Что может случиться?
Шура не поверила.
— Ты меня, наверно, обманываешь, — сказала она. — Они бы мне написали письмо.
Стёпа опять рассказал, какая срочная на стройке работа — не до писем.
— Ты чудная! Разве ты своих отца с матерью не знаешь? А зачем письма, если меня прислали?
Стёпа видел, что Шура по-прежнему не верит ему. Тогда он тоже обиделся:
— Знал бы я, тоже не поехал бы!..
Они сидели рядом на концерте, и оба не улыбались даже тогда, когда на сцене показывали очень смешную маленькую пьесу, как одна собака пришла к другой в гости…
Родительский день кончался, завели автобус. Стёпа стоял на подножке и смотрел на Шуру. Она не махала ему вслед, не кричала вместе со всеми: «До сви-да-нья!»
— Я боюсь, — сказала ему Шура, когда он протянул ей на прощание руку.
На дороге улеглась пыль, автобусы уже были далеко. Дежурные в лагере накрывали столы к ужину. И тут Шура снова увидела Стёпу — он шёл по дорожке прямо к их домику.
Видно было, что он очень спешит. Зачем он вернулся?
— Идём к вожатому, — сказал Стёпа. — Он тебя отпускает. Мы успеем к последнему поезду — всего пять километров идти.
Читать дальше