Израиль Меттер - Сердитый бригадир

Коля запел во всё горло. До полдороги слов хватило, а потом он просто тянул разные мотивы, неизвестно откуда появляющиеся в душе. Проезжал он мимо участка, на котором работали старшеклассники. Увидев хлопцев и девушек, собирающих фрукты на деревьях, у дороги, Коля остановил лошадь и стал поправлять хомут, который и так был в исправности. Потом взобрался на телегу, свистнул в два пальца, хлопнул вожжами Коську по бокам и заорал:

— Н-но, милая!.. Но-но, хорошая!.. Давай, давай, давай!..

И ему показалось, что он вихрем понёсся по дороге.

Трижды в этот день он возил яблоки в бригаду. В последний рейс за гружёной телегой пошли все ребята. Шли уставшие, загребая ногами пыль. Когда вдалеке с пригорка показался навес, Женя посмотрела на растянувшуюся цепочку своих друзей. Никто не подал команды строиться, но Миша Погорелов ударил вдруг в барабан. Шагая в ногу, забыв усталость, они пошли впереди телеги…

Поля работала в Грибковской школе двадцать пять лет. При ней сменилось много директоров, она всех их помнила.

В школе Поля называлась «техничкой». В коридоре нижнего этажа у неё был шкафчик под часами-ходиками, в шкафчике стояли чернильницы-невыливайки и лежал большой медный колокольчик. Чернильницы Поля выдавала по утрам старостам, в колокольчик она звонила в положенное время.

Спала Поля в кухне директорской квартиры. По субботам она уходила с вечера домой за пятнадцать километров, ночевала у матери и возвращалась в воскресенье к ночи.

Здание школы было старое; его достраивали время от времени в разные стороны, и поэтому оно было причудливой формы, несмотря на небольшую величину. Середина здания была одноэтажная, а пристройки — в два этажа.

Когда-то здесь помещалась двухклассная деревенская школа, в которую один год ходила девчонкой Поля, потом классов сделалось четыре, затем семь, а перед войной школа стала десятилетней.

Последний новый директор приехал из Ленинградского пединститута в начале осени.

Поля только вымыла полы после отъезда Алексея Фёдоровича и вынесла на крыльцо ведро с грязной водой, когда к дому подошёл юноша, держа в руке маленький чемодан. За спиной у юноши висел рюкзак. На улице шёл дождь; молодой человек был без шапки, и мокрые волосы свисали ему на лоб. Он подождал, покуда Поля выплеснула воду из ведра, и сказал:

— Здравствуйте. Будем знакомы. Моя фамилия Ломов.

Поля ответила:

— Алексей Фёдорыч уехавши в Курск.

— Если не ошибаюсь, это квартира директора? — спросил молодой человек. — Я приехал сюда с направлением.

— Взойдите в избу, — сказала Поля и опустила подоткнутую юбку.

Ломов вошёл. Поле понравилось, что он на пороге вытер об тряпку ноги и дальше кухни не пошёл. Она расстелила в комнате половичок, надела старенький ватник и перед уходом в школу на всякий случай сказала:

— Если пойдёте из дому, дверь замкните и ключ положите под балясину на крыльце.

Ломов сидел на корточках и вынимал из чемодана книги.

Поля постояла с минуту и пошла в школу звонить на большую перемену.

До вечера она несколько раз видела нового директора; он проходил мимо неё в учительскую и в свой кабинет. Нина Николаевна, завуч, улучила минуту и спросила Полю:

— Ты с новым директором разговаривала?

— Беседовали, — ответила Поля.

— Уж очень он молод, — покачала своей маленькой головкой Нина Николаевна. — Ты, Поленька, если что-нибудь заметишь, непременно мне скажи… Мы с тобой давно здесь работаем, и для нас важнее всего судьба детей.

Убрав после занятий классы, Поля пришла в директорскую квартиру. На улице уже стемнело; Ломов сидел в полутьме за кухонным столом и хрустел горбушкой чёрствого городского батона, запивая водой из ковшика.

— Не мог найти лампу, — сказал он.

Поля принесла керосиновую лампу из сеней и засветила её. Ломов сказал:

— Мне, наверное, будет здорово трудно здесь.

При керосиновом свете лицо его было худеньким, тени лежали под глазами. Поля заметила, что на пальцах у него заусеницы, как у мальчишки.

— На деревне можно достать молока, — сказала Поля. — Дрова у нас запасены на зиму: ещё от Алексея Фёдоровича оставшись.