Израиль Меттер - Сердитый бригадир

Перед сном он крикнул из комнаты:

— Спокойной ночи, Поля.

— И вам также, — ответила она.

Поднимался Ломов рано. Растапливая плиту, Поля слышала из кухни, как он пыхтит в комнате, приседая и подпрыгивая; потом она видела его ребристую грудь и цыплячьи ключицы, когда он в холодных сенях обтирался полотенцем до красноты. Деревенские десятиклассники были плотнее и шире своего директора. Ел он не как полагается мужику, а протянет руку к сковороде, не глядя, что берёт, и долго потом жуёт с оттопыренной щекой. И ещё у него была привычка разговаривать во сне. Ночью голос у него был громкий, быстрый и сердитый.

Сперва Ломова и не слышно было в школе.

Всеми делами по-прежнему управляла завуч Нина Николаевна. Ребята её боялись.

Никаких новых порядков Ломов не заводил, как полагается новому директору, попросил лишь Полю снять со стены школьного коридора старый плакат «Все на выборы!» и сказал, чтобы она после уроков не запирала в шкаф чернильницы-невыливайки.

Ломову было трудно.

Потом, через много времени, когда он вспоминал первые месяцы своего директорства, ему уже представлялось, что всё шло разумно и последовательно, по заранее обдуманному плану. На самом же деле он не знал, с чего начинать.

В ушах его ещё стоял знакомый и привычный гул института. Огромный, с высокой спинкой, клеёнчатый диван в комсомольском бюро, диван, на котором обсуждались мировые проблемы и личные судьбы, ныне издалека казался игрушечным.

Пять беспечных студенческих лет подряд он убеждённо думал, что жизнь его ещё не началась. Впереди светилось много неизведанных радостей, из которых самой желанной была самостоятельность.

Когда на комиссии по распределению Серёже Ломову вручили направление в Грибковскую среднюю школу, он взял бумажку в руки и, ничего не произнеся, поднялся со стула. Представитель министерства просвещения раздражённо спросила:

— Вы не удовлетворены своим назначеньем?

Серёжа удивлённо посмотрел на неё.

— Конечно, у вас где-нибудь есть дядя, тётя, невеста, мама? И, вероятно, вы хотели бы поехать к ним?

— К сожалению, у меня нет родственников, — ответил он.

Представитель министерства торжествующе посмотрела на студентку, которая стояла у окна и сморкалась в носовой платок.

— Берите пример, Антонина Докукина, с товарища Ломова. Он едет туда, куда его посылает Родина.

Серёже стало неловко оттого, что она так сказала. Он хотел было объяснить, что у Тоси живёт в районе старуха мать, и, вероятно, имеет смысл направить Докукину в этот район, где тоже есть средняя школа, но к столу комиссии уже подошёл следующий студент, и Серёжа вышел из комнаты.

Собрался в дорогу он быстро. Был вечер прощанья, произносили речи в актовом зале, потом топили в Мойке старые, отслужившие срок конспекты; белой ночью долго были видны на воде распластанные тетради; они уплыли под мост, появились дальше, и над ними печально покружилась чайка.

В общежитии Митька Синицын с филфака, размахивая длинными руками, лез ко всем целоваться, потом вырвался на улицу и побежал к «Медному всаднику».

Всходило солнце над Васильевским островом. Город был чистый, пустой. Стали вдруг видны дома снизу доверху. Как всегда в хорошее рассветное утро, казалось нелепым, что люди в такой час спят.

На этой бывшей Сенатской площади, и потом у Зимнего, Серёжа с необыкновенной ясностью понял, что он ещё ничего в жизни не совершил. Здесь стояло карре декабристов, предательски опаздывал Трубецкой, Каховский выстрелил в Милорадовича, картечь Николая… Всё, что Серёжа учил и знал, сейчас расставлялось на этих площадях…

Страстное нетерпение охватило его этой ночью и нежность к городу, к друзьям, к незнакомым людям, спящим в своих постелях и не ведающим, что он, Сергей Ломов, получил сегодня диплом учителя, нежность к зданию пединститута, которое столько раз бывало постылым, и какая-то оглушительная весёлая неизвестность впереди, где он сам себе хозяин.

Перед отъездом он купил карту. Грибкова на ней не оказалось. Являться следовало в Курское облоно.

В Курск Ломов приехал под вечер. Старенький трамвай с грохотом качало на рельсах. Сперва по обочинам широкой улицы, похожей на пыльный большак, шли редкие деревянные одноэтажные дома, потом вагон пропрыгал по длинному узкому мосту и пополз в гору! После горы началась, очевидно, главная улица. Большие новые здания стояли вперемежку со старыми, вросшими в землю, каменными особняками.