Очнулась на полу в своей комнате. Рядом сидела Лара.
— Что произошло? — спросила она тихо. Сипло прокашлялась и села.
— Мне позвонил Онсумана. Попросил отвезти тебя домой, чтобы ты выспалась. Зачем ты туда пошла одна?
— Я часто туда хожу. Я хочу научиться танцевать.
— Ты не понимаешь, во что ввязываешься?
— Нет. Во что?
— Это ведь не просто танцы. Если не умеешь контролировать свое тело, впадаешь в транс. Что и случилось. Зачем тебе это надо?
Лара была разгневана. И хотя говорила она тихо, голос ее нервно дрожал, ноздри трепетали.
— Я не собираюсь ввязываться ни в какую религию. Хотя послушать было интересно. Но я не углублялась. Я просто хочу расслабиться и научиться танцевать.
— Можешь хоть раз в жизни послушать меня, мадам начальница? Больше не ходи туда. Ты не выдерживаешь.
— А ты? Ты выдерживаешь? Пойдем тогда со мной! Научи меня!
— Чему? Я не понимаю, чего ты хочешь добиться! Решила, что тебе это заменит психолога?
— А почему ты решила, что мне нужен психолог?
— А разве нет? Ты же вся утонула в своих проблемах — семейных, любовных. Ты только об этом и думаешь. Сегодня ведь психанула из-за того, что нервишки шалят.
— Неправда. Это неправда. Я вся в работе. У меня другая жизнь.
Ольга нервно поправила волосы. Лара, как всегда, бьет наотмашь. Не выбирает слов и выражений.
— Неправда так неправда, — неожиданно быстро согласилась Лара. — Но то, что ты затеяла, опасно. Ты слаба в вопросах африканской религии и магии, тебя могут использовать.
— Тогда пойдем со мной.
— Я тоже не разбираюсь. И не хочу.
— Ну хоть один раз, хорошо? Я просто хочу еще раз поговорить с одним гриотом, я хочу у него кое-что уточнить.
— Надеюсь, не тот полоумный марабу, который шептал мне про болезни?
— Нет, того я больше не видела там.
— Посмотрим.
Лара оставила ее спать одну. Она все еще злилась, Ольга видела это. Почему? Испугалась, что Панову там введут в транс, сведут с ума, а она, как врач, будет отвечать потом? Опять влезла в ее личную жизнь. Ольга тысячу раз пожалела, что рассказала ей об истории матери и о Денисе. Словно дала ей в руки мощное оружие против себя самой. Она не раз задавала себе вопрос — почему она позволяет Ларе так разговаривать с собой? Ведь, в конце концов, Лара ее подчиненная, она может ее уволить, если захочет, может дать плохую характеристику. Должен же быть какой-то барьер, дистанция! Но их не было. И все из-за того, что Панова сама довела ситуацию до такой степени. Она знала, что слабее Лары, знала, что по неизвестной причине психологически зависит от нее, от ее мнения, от их отношений. И винить в этом некого, кроме самой Пановой. Сама приблизилась, сама не оставила барьеров, сама терпит от нее что угодно. Просто ужас какой-то. Что же с ней происходит? Но ведь Лара, с другой стороны, единственный человек здесь, на кого она могла положиться. Странно и непонятно. Взаимоисключающие понятия, взаимоотталкивающие, привязанность — неприязнь, скрытая конкуренция-поддержка. Лара словно постоянно подталкивала ее к яме, давила на психику, указывала на ошибки, но при первых же признаках падения твердой рукой поддерживала ее, вновь ставила на ноги. Она ненавидела Лару. Она без нее уже не могла.
— А знаешь, мне все же любопытно узнать, почему ты ушла от матери. Ну что тебе за дело до незнакомой девочки? Может, она и неплохо устроилась в жизни? Может, ее усыновил кто и она вполне счастливо прожила свою жизнь. Что именно тебя задело?
— Лара, мне странно слышать это от тебя. Ты, как никто другой, должна понять почему.
— Да нет, — пожала Лара плечами. — Я могу понять ту девочку. Но мне интересна твоя позиция.
Они сидели около Ольгиного дома, прислонившись спиной к стене дома. Перед ними на цементной дорожке стояли две открытые банки кока-колы, занявшей достойное место среди национальных африканских напитков.
— У тебя нет ни одной семейной фотографии в доме. Обычно все приезжие первым делом выставляют на видном месте снимки родных и близких. А у тебя — сплошное африканское искусство, словно и нет никаких корней.
— Фотографии отца у меня есть. И бабушки. И остальных. Просто зачем выставлять? Когда мне необходимо, я и так могу их вытащить.
— Но не матери.
— Именно.
Соврала. Были, были у нее фотографии мамы. На дне чемодана, среди страниц журнала. Мало того, что были, еще и просматривались довольно часто. Может, другие могли с легкостью отрубить себя от семьи, а у нее не получалось. То есть действиями получалось, а мыслями — нет. Полный провал.
Читать дальше