Евгений Туинов - Из-за девчонки (сборник)

Вот ведь наказание ему выдумали! И кто? Собственные родители. Уж лучше бы минут пять поорать под отцовским ремнем, стерпеть подзатыльник или неделю без сладкого жить, чем такое. Ну, это раньше. А теперь бы хоть в библиотеку его не пускали, что ли, или еще придумали бы какое-нибудь наказание, тоже интеллигентное, но соответствующее возрасту.

– Послушай, – попросил Леха.

Странный он какой-то был сегодня, то есть он всегда был чуть-чуть странный, а сегодня в нем вроде бы напористость стала прорезываться или просто он из-за Таньки нервничал. Ну надо же было запереть человека в ее день рождения, без штанов оставить! Ну что за дела!

Леха откинул руку с книгой в сторону, поднял голову и заговорил вдруг стихами:

Он еще о чем-то таком же грустном и тоскливом читал, и было ясно, что это он свою несчастную любовь к Таньке имеет в виду, и про Таньку там угадывалось, и снова про него самого. Слёзные были стихи. Но под конец я чуть не обидел Леху – чуть не засмеялся на весь двор. Уж очень смешон он был в трусах и майке на своем балконе, с томиком стихов в откинутой руке и с этими его мечтами и преисподнями.

– Ну как? – спросил Леха, закончив говорить стихами и сразу сникнув.

– Евтушенко? – сдерживая смех, уточнил я.

Леха потупился и сказал:

– Нет! Это мои стихи.

Что-то новенькое. Стихов Леха еще не сочинял, кажется. До чего довели человека!

– Ну? – снова спросил он, ожидая, видимо, похвалы или сочувствия.

– Сойдет. Только при гостях не читай, – сказал я и пошел домой за Лехиной одеждой.

– Почему?! – крикнул он мне вслед.

Но я уже не стал ему отвечать, да и что я мог ответить…

Связав вещи в узелок, с третьей попытки я закинул их Лехе на балкон. Хорошо еще, что Егорихи, кажется, все же не было дома. Узелок мой дважды падал прямо в середину клумбы под окнами и помял там какие-то обожаемые ее астры и георгины.

Впрочем, этого могло и не быть, если бы Леха не поленился бросить мне с балкона конец веревки. А так эта операция по извлечению Лехи из заточения была у нас с ним отработана до мелочей.

С соседкой на первом этаже ему, правда, очень не повезло. Если бы не Егориха, все было бы куда проще и безопаснее. Даже, может быть, и не в ней было дело, а в ее цветах. Так она их лелеяла, так за них переживала и так сражалась с Лехой, что не совсем понятно было, зачем они ей. Я, как всегда, думал: цветы людям в радость выращивают. А когда из-за них только зло да ненависть, лучше и не сажать. Правда, во дворе поговаривали, что Егориха поторговывает цветами на базаре. Тоже мне – цветовод-любитель! Когда она бдительно сидела дома у окошка, Лехе удрать со своего балкона было невозможно. Такое начиналось!.. Мы уж пробовали.

Леха даже в комнату не зашел – прямо на балконе оделся. Штаны ему давно были коротки, но в поясе великоваты, куртка вроде впору, да какой-то он в ней был неуклюжий. Может, из-за того так казалось, что и штаны и куртка были мятыми, а сам Леха, аккуратист и чистюля, выглядел всегда причесанным, прилизанным, сияющим, как надраенная пряжка на солдатском ремне, которым меня в детстве пороли и который я приносил Лехе вместе со штанами, чтобы не спадали.

Леха сунул руку под деревянный ящик на балконе. В ящике хранились пустые бутылки, старые цветочные горшки и всякая ненужная мелочь и рухлядь, которую еще жалко было выбрасывать. А под ним мы прятали сложенную самодельную веревочную лестницу, по которой Леха спускался с балкона и забирался назад перед приходом родителей. Мы с ним даже придумали когда-то приспособление, чтобы лестница не висела, пока Леха в бегах был, не болталась под балконом, не мозолила глаза Егорихе. Мы к нижней ступеньке привязали резинку, которая и подтягивала лестницу вверх. При возвращении нужно было лишь потянуть за тонкую бесцветную леску, которую мы оставляли специально, и лестница спускалась.

– Нету! – распрямившись, сказал Леха. – Батя, наверное…

– И что дальше?! – крикнул я.

Вечно у него что-нибудь случается в самый неподходящий момент!

– «Дальше, дальше»!.. – неожиданно огрызнулся Леха. – Дальше надо веревку в ванной снимать.

– Ну так снимай скорее!

Леха ушел в квартиру.

– На ней там белье, – сказал он, вернувшись. – Мать навешала. Еще не высохло…

Тоже мне – Ромео! Мать, белье не высохло… Прятал бы лестницу подальше, глядишь, давно бы Таньке своей за цветами сгонял. А белье бы на балкон вывесил, уже высохло бы. Стихи, видишь ли, он читает, в шезлонге сидит нога на ногу!.. Запирая Леху, родители, наверное, нарочно не занимали бельем балкон. Как-никак, а не совсем в клетке. Можно свежим воздухом подышать, даже позагорать, если летом.