Сергей Григорьев - Александр Суворов

Солдат, открыв с усилием глаза, прохрипел:

– Um Gottes Willen, Wasser! Ich sterbe! [195]Суворов завернул коня и поскакал назад, к часовне. Около нее стояла большая группа конных офицеров и ординарцев. В середине группы ораторствовал, размахивая руками, Цах.

Суворов на скаку крикнул:

– Никифор, ведро!

Подскакав к ручью, Суворов увидел, что земля около него истоптана, превратилась в грязь, родник иссякал среди лужицы грязной воды.

К Суворову подъехал Цах и, достав из заднего кармана седла плоскую флягу солидных размеров, протянул ее главнокомандующему:

– Вы хотите пить, ваша светлость? Вино лучше воды утоляет жажду.

Суворов ответил:

– Там посреди дороги упал ваш солдат. Отправляйтесь, генерал, и подкрепите его, если он еще жив.

Цах отправился исполнять приказание.

Выслушав штабных офицеров, прочитав записки, привезенные ординарцами, Суворов написал и отправил Меласу приказ немедленно начать наступление, не оставляя в резерве ни одного солдата.

Вернулся Цах и, встреченный безмолвным вопросом Суворова, ответил, возводя глаза к небу:

– Он умер, благословляя ваше имя.

У Суворова исказилось лицо.

– Который час, генерал? – помолчав, спросил он.

– Ровно двенадцать часов дня, ваша светлость, – ответил Цах, взглянув на часы.

– Именно так: дня, а не ночи. Прошу вас, генерал, если вы не очень устали, съездить к фельдмаршалу Меласу…

Цах покосился на стоявших поодаль ординарцев.

– Да, – продолжал Суворов, – я уже послал фельдмаршалу с ординарцем приказ. Но вы его друг. Он вас любит. Скажите ему: я не приказываю – я прошу.

Цах отсалютовал и поехал трусцой вниз по дороге: его тучная лошадь уже устала не меньше, чем ездок.

Бой гремел по всему фронту. Грохотала канонада. Пушечный гром выманил из-за гор высокое облако со снежно-белой верхушкой. Под облаком реяли орлы. Загремел гром, и туча вся пролилась, без остатка, над полем битвы. Пыль пропала. Дали прояснились.

Войска Дерфельдена первым натиском отбросили французов к высотам, но встретили там сильный отпор. Прячась за гребнями обрывов, в густых зарослях, за каменными оградами, французы били атакующих на выбор. Войска Дерфельдена отхлынули, собрались с силами и повторили атаку, но с тем же результатом. Склоны гор устлались телами павших. Огромные потери русских войск уничтожали их численный перевес над противником.

С каждой неудачной атакой отраженная волна бегущих все дальше простиралась в долину. После второй атаки она докатилась до часовенки, где оставался Суворов. Завидев его, бегущие останавливались, не доходя до часовенки. Бежать дальше, мимо Суворова, солдаты не решались.

С другой стороны к часовенке по дороге потянулись отставшие на марше; их тоже было много. Около Суворова скопились две толпы солдат. Одни, выйдя из боя, стояли выше часовни, другие толпились ниже, не зная, что им делать.

Суворов молча ходил между этими группами солдат. Никифор бессменным часовым стоял поодаль. От Дерфельдена прибыло несколько штаб-офицеров. Он написал Суворову об огромных потерях не только от штыковых и ружейных ран, но и от солнечного удара. Генерал обещал еще, и в последний раз, атаковать неприятеля, если получит хоть какую-нибудь поддержку. Он прислал офицеров в расчете, что они соберут отставших и приведут их к месту боя.

Суворов отошел на открытое место, поникнув головой, остановился в раздумье и вдруг снопом повалился на землю. К нему кинулись, но он сам вскочил на ноги, раньше чем кто-нибудь успел коснуться его. В толпе солдат и справа и слева затих гомон.

– Ройте здесь мне могилу! – воскликнул Суворов. – Я не могу пережить такой день. Мои чудо-богатыри бегут!.. Легче мне лечь живым в могилу, чем это видеть… Никифор, поди сюда! Бери заступ, рой мне могилу!

Суворов отмерил три шага в длину, шаг в ширину, отмечая носком сапога размеры могилы.

Никифор Кукушкин сразу понял, что задумал Суворов для поднятия духа солдат, словно они раньше договорились обо всем с Суворовым. Он спокойно приставил к часовенке ружье, взял заступ и начал взрезать дерн, намечая очертания могилы. Старый капрал работал проворно. Суворов стоял над ямой, закрыв лицо руками. Гул пробежал по толпе солдат с обеих сторон. Кто сидел или лежал, встал на ноги. Задние начали теснить передних, и вокруг Суворова быстро сомкнулось тесное кольцо людей.

Суворов открыл лицо. К нему тянулся, заглядывая через плечо в глаза, молодой солдат:

– Он этак будет рыть, так до завтрего не выроет.