Оскар Ремез - Четверка в четверти

О, ему казалось, что Гэлл больше, чем другие, понимала его! Иногда, пусть в редкие минуты, он ловил ее взгляд, направленный на него. И в этом взгляде мелькали грусть и участие.

Да, она была прекрасна! И теперь, покидая навсегда родной район, Генрих невольно думал о ней, только о ней, о ней одной.

«Что же делать с дневником?» — думал он и на всякий случай еще вчера положил дневник на письменный стол на самое видное место, как память о той, которую он (не признаваясь себе в этом) тайно и нежно любил.

— Ну, вот и все, — мысленно воскликнул Генрих, глядя на свой дорожный мешок. — Завтра — в путь!

Как только он устроится на новом месте, мыслил он, то обязательно пришлет с нарочным или с оказией пакет своим родителям. Там он откровенно расскажет все, дабы они не тревожились из-за его таинственного и внезапного исчезновения…»

В пятницу Геннадий сообщил Мирону Сергеевичу, что отец вызывает его в Боливию, куда он и отправится в воскресенье. На предложение Мирона Сергеевича проводить его Геннадий ответил вежливым, но решительным отказом. Провожать Геннадия намерен был, по его словам, друг детства.

Друг детства появился в квартире на следующий день.

Друг детства не понравился Мирону Сергеевичу.

Даже не поздоровавшись, он прошел в комнату Пенкина и очень долго о чем-то шептался с ним. Потом они вдвоем складывали вещи. Друг детства принес Пенкину припасы, необходимые в дороге, — бутылку томатного сока, галеты Здоровье» и пачку папирос «Беломорканал» московской фабрики «Ява».

Уложив вещи, они еще немножко пошептались, и друг детства собрался уходить. Он категорически отверг приглашение к обеду. Сухо поклонившись хозяевам дома, друг детства исчез.

А Пенкин, пообедав и поговорив немного о флоре и фауне Боливии, вышел попрощаться с городом (см. предыдущую главу). Тут-то и охватило Мирона Сергеевича безотчетное беспокойство.

Он уже с четверга почуял неладное.

В четверг утром, как обычно, внимательно читая газеты, Мирон Сергеевич обнаружил сообщение о том, что, по случаю национального праздника Боливии, посол СССР посетил резиденцию президента страны.

Фамилия посла была не Арчибасов, а фамилия Геннадия была Арчибасов!

Можно было предположить, что Арчибасов — это фамилия матери Геннадия, хотя матери у него, по его рассказам, давно не было.

Можно было предположить, что Арчибасов не сын посла, а, скажем, сын помощника посла, но, идя дальше по этому пути, можно было предположить также, что он не имел вообще никакого отношения к посольству в Боливии!

И перебирая в памяти дни пребывания Пенкина в доме, Мирон Сергеевич выискивал в его поведении множество странностей, прежде как-то не бросавшихся в глаза.

То, что Пенкин за обедом, разрезав мясо, потом перекидывал вилку из левой руки обратно в правую, могло свидетельствовать о том, что он не принадлежит к дипломатической семье. То, что Пенкин избегал разговоров на школьные темы, невольно настраивало на мысль о том, что он не учился в школе!

Не располагал к себе и друг детства Пенкина, который вел себя не то чтобы нахально, но очень уж независимо.

Что-то подозрительное стал находить Мирон Сергеевич в этой истории. Конечно, он далек был от мысли, что Пенкин злоумышленник. Ему нравился этот парень с вихрастыми волосами, беспокойными глазками и остренькой мордочкой.

Мирон Сергеевич почувствовал, что Пенкин скрывает от него какую-то неприятную, тягостную историю.

Но какую?

На всякий случай Мирон Сергеевич решил не делиться своим открытием с Бертой Павловной.

Она готовила на кухне знаменитый пирог своего собственного производства, который Пенкин должен был обязательно отвезти отцу в Боливию. Еще ни один гостивший в ее доме человек не уезжал без пирога!

Она готовила на кухне пирог, и Мирон Сергеевич ни словом не обмолвился о своих подозрениях. Берта Павловна могла все переиначить по-своему и заподозрить совсем не то, тем более что ей тоже не понравился приятель Пенкина, которого звали Мышкан».

Мирон Сергеевич ничего не рассказал Берте Павловне, но сам он думал и думал о Пенкине. А когда он думал, то обязательно расхаживал по квартире. Скачала он расхаживал по своей комнате. Потом он стал ходить из комнаты в комнату и, расхаживая из комнаты в комнату, он время от времени попадал и в комнату Пенкина. А расхаживая по комнате Пенкина, он дошел до стола. А дойдя до стола, увидел лежащий на самом видном месте школьный дневник. Сначала он не обратил внимания на этот дневник потому, что это была чужая вещь.