Кэтрин Патерсон - Иакова Я возлюбил

— Я ее не стыжусь.

— Только мне ее не подсовывай! — сказала я. — Я не буду такой, как ты!

Она улыбнулась.

— Верно, не будешь.

— Я не хочу гнить тут, как бабушка! Уеду отсюда и… и что-нибудь сделаю.

Она не мешала мне говорить, просто стояла и слушала.

— Ты меня не удержишь!

— Я и не собираюсь, — сказала мама. — Я не удерживала Каролину, не буду удерживать и тебя.

— Каролину! Так это ж она ! У нас все для нее, как же! Каролина умная, Каролина тонкая, Каролина красивая! Конечно, мы жизнь должны отдать, чтобы весь мир это увидел!

Дрогнула она, хоть капельку, или мне померещилось?

— Что ты хочешь от нас, Луиза?

— Отпустите меня!

— Тебя никто не держит. Ты никогда не говорила, что хочешь уйти.

Ой, Господи, а ведь правда! Мечтать я мечтала, но и боялась. Я была привязана, к ним, к острову, что там — к бабушке, вцепилась в них и боялась чуть-чуть расслабить хватку, чтобы не оказаться снова в чистой, холодной, забытой корзине.

— Вот я выбрала остров, — сказала мама. — Я по своей воле оставила родных, ушла и построила жизнь в другом месте. Как же я тебе откажу? И ты вправе выбрать. Но, — взгляд ее держал меня, взгляд, а не руки, — Луиза, мы с папой будем по тебе скучать!

Мне очень хотелось ей поверить.

— Правда? — спросила я. — Как по Каролине?

— Что ты, больше! — отвечала она, подошла и легко, одними пальцами погладила меня по голове.

Я ничего не спросила. Я была слишком благодарна за эти скудные слова, разрешившие мне, наконец, покинуть остров и растить свою, отдельную душу, выйдя из-под длинной, длинной тени, которую отбрасывала сестра.

Каждую весну надо ставить новые ловушки. Крабы — особые существа, они не полезут в проволочный домик, если наживки не первой свежести, а проволока заржавела или залеплена морской травой. А вот если вы им подбросите чистую вершу с коробочкой свеженького корма, они понесутся туда на всех парах — и окажутся на рынке.

Так начала и я той весной. Все у меня блестело и сверкало. По маминому совету я написала инспектору от графства, который приезжал к нам на экзамены, и он был только рад представить меня к стипендии Мэрилендского университета. Сперва я решила до сентября помогать дома, с крабами, но папа и слышать не хотел. Наверное, родители боялись, что если я сразу не уеду, я потеряю запал. Сама я не беспокоилась, но ехала с удовольствием, так что в апреле жила уже неподалеку от университетского городка, и помогала в кафе, дожидаясь летней сессии, когда смогу переехать в общежитие и начать заниматься.

На втором курсе, весной, я нашла в специальном ящичке записку, меня вызывали к консультанту. День был яркий, синий, и мне казалось, что я иду по загончику, где там, на острове, ползают крабы. Пахло весенним цветением; направляясь в ректорат, в кабинет, я напевала, радуясь жизни. Почему-то я забыла, что в жизни, как и в крабьем садке, много мусора.

— Мисс Брэдшо, — сказал консультант, вычистил трубку и выбил ее вдобавок в пепельницу прежде, чем я предложила мою помощь. — Мисс Брэдшо. Так. Это вы.

Откашлявшись, он обстоятельно набил и зажег трубку.

— Да, сэр?

Прежде чем продолжать, он попыхтел.

— Вижу, вы неплохо учитесь.

— Да, сэр.

— По-видимому, выбрали медицину.

— Да, сэр. Я на подготовительном. Специальный курс.

— Так, так… — он попыхтел, потом пососал трубку. — Вы всерьез решили? Такая привлекательная барышня…

— Всерьез, сэр.

— Собираетесь стать сиделкой?

— Нет, сэр. Врачом.

Увидев, как я решительна, он оставил трубку в покое и сказал, что, как ни жаль, попасть в институт невозможно «даже такой способной студентке», очень уж много возвращается демобилизованных. И посоветовал в конце семестра заняться тем, чем занимаются медицинские сестры.

Несколько дней я ходила сама не своя, а потом решила, что если хочешь не сходя с места ловить крабов, приходится передвигать загоны. Я поехала в Кентукки и поступила в школу медсестер, где готовили к тому же акушерок. Что ж, буду повивальной бабкой, поживу в горах, где врачей не хватает, а потом, когда наберусь опыта, уговорю начальство послать меня в медицинский институт.

Перед самым концом занятий на доске вывесили список требований от аппалачских [21]общин, все акушерки; и мне сразу бросилось в глаза слово «Трейт». Когда мне сказали, что селеньице лежит в ложбине, среди гор, а ближайшая больница — в двух часах пути по кошмарным дорогам, я пришла в восторг. Точно в таком месте хотела я поработать года два-три, пересмотреть все горы, а уж там, с деньгами и опытом, пробиваться в медицинский мир.