Эдуард Шим - Мальчик в лесу

Тимофей умял похрустывающие, пергаментно-тонкие шкурки, прикрыл сверху тряпочкой. Опять покосился на Веру Ивановну: очень ей невтерпеж?

— Еще б за пивом успеть… — проговорил он раздумчиво.

— Что? За каким пивом?

— В сельпо.

— Зачем тебе сейчас пиво?

— Да завезли же! — объяснил Тимофей.

— Ну и что?

— Дак взять надо. Щас кончится.

— Я не понимаю, Тима, это что — дефицитный продукт?

Притворяется она, что ли? Вон деревня — как вымерла, все за пивом кинулись; очередь сейчас у сельповского крылечка, кто с кувшином стоит, кто с кастрюлей, а продавщица Валька Желтякова будто дрова рубит: сшибает об ступеньку жестяные пробки с бутылок и льет кипящее пиво в подставленные посудины… Не дефицит пиво — еще дороже. Завозят его раза три-четыре в году; однажды поздним вечером завезли, считай ночью, и все равно выстроилась очередь. Нельзя ждать было, вдруг скиснет пиво до утра.

— Значит, не успеть?..

— Тимоша, пойдем скорее. Бог с ним, с пивом.

— Да вам-то чего, — сказал Тимофей с укоризной. — Конечно…

— Я ведь опаздываю, Тима!

— Из города-то дурак будет звонить или умный? Нету связи — догадается, подождет. — Тимофей пропустил Веру Ивановну в двери и навесил замок. — А тут расхватают — и не грусти.

Как назло, попадались навстречу соседи, несущие пиво. Прошагал с четвертной бутылью моторист Косоногов — на реке служит, по всем речным пристаням на катере мотается, а все же таки ухватил пивко, и дома не прозевал. Бабка Трубка несет своему старику эмалированный бидон с крышкой, болтающейся на тесемочке; крышку нельзя прихлопнуть — над бидонным горлом пузырится шапка пены, плотной и желтой, как лягушачья икра.

Лучше б не видел Тимофей всего этого!

Подле столба, на котором повешен громкоговоритель, Вера Ивановна замедлила шаг.

— Тима, ты радио слушаешь? — спросила она и отчего-то покраснела.

— А что?

— Да нет, я просто интересуюсь.

— Ну.

— Тебе детские передачи нравятся?

— Нравятся.

— А какие именно? Что тебе запомнилось в последнее время?

— Не знаю, — сказал Тимофей.

Определенно эта Вера Ивановна не в себе. Теперь ее радио заинтересовало. Обратилась бы лучше к деду Трубке, он здесь речной склад сторожит, весь день сидит под репродуктором. Наверно, от этого и глохнуть стал. А Тимофею, чтобы это радио слушать, надо столб с громкоговорителем на себе таскать. По лесам к болотам.

— Если тебе понравится передача, — продолжала Вера Ивановна, — ты обязательно в редакцию напиши. Многие ребята шлют свои отзывы. И если хотят узнать что-нибудь, то спрашивают. Можешь и ты спросить.

— Сколько у паука лапок?

— И это, и вообще.

— А там все знают, в редакции?

— Во всяком случае, на твои вопросы ответят.

— Война будет или нет?

— Война? — Вера Ивановна опешила. — Ну, Тима… Для этого не надо писать в редакцию. Любой взрослый тебе объяснит.

— Народ интересуется, — сурово сказал Тимофей. — На собраниях спрашивают. А докладчик в том смысле отвечает, что неопределенно, мол. То ли будет, то ли нет… Куда такие ответы годятся? Так и я ответить могу.

— Тима, ты просто еще не понимаешь. Это сложная ситуация.

— Значит, не ответят в редакции? Чтобы точно?

— М-м-м… Видишь ли…

— А чего тогда писать, — сказал Тимофей. — Бумагу изводить. «И, эх, да я бумажку взял у Глашки, заявление строчу!»

— Ты что, Тима?

— «…Заберите меня в армию, жениться не хочу!» Песня такая.

Опять бродом перешли на правый берег реки.

— Тимоша, отвернись! — запищала Вера Ивановна, ступая в воду и с трудом задравши тесную, обтяжную юбку.

Во-во, больно интересно Тимофею глядеть! Он смотрел под ноги, на песчаное речное дно, блестевшее перламутровыми осколками раковин. Здесь можно счастливую ракушку найти, жемчужную. Одному человеку из тыщи попадается такая ракушка; створки разломишь, а внутри, в жилистом голубоватом мясе, вроде как пупырышек, как бородавка — это драгоценная ледяная горошинка, жемчужина. Не попадалась она еще Тимофею. Но попадется. Если бы знать, откуда счастливые ракушки появляются, из каких мест. Но этого даже старики не знают. Волною выносит ракушку на мелководье, на перекаты, а где родилась она, в каком ручье или притоке, остается тайной… Притоков — сотни. Ручьев — тыщи. Все они впадают в речку Лузу, а Луза впадает в Коротьву, а Коротьва, река большая и судоходная, тоже соединяется со своей старшей сестрой. И так без конца. Кинь щепочку в болотный крохотный ручеек, поплывет щепочка, побежит по синей тропинке и, глядишь, через год очутится в Ледовитом океане…