Эдуард Шим: Лето на Корбе

Мокеич — старый охотник и рыболов. Все мальчишки наши учились у него премудростям ловли. Я тоже всегда старался на рыбалку ходить вместе с Мокеичем.

Многому мог научить дед. Знал он хорошо повадки всяких рыб и зверей, места, где они живут и кормятся.

Правда, в то время я мало что мог запомнить. Сам еще только учился держать удочку в руках, но к деду привязался крепко.

Потом случилось так, что в деревню я не приезжал подряд несколько лет.

После возвращения из Сибири, где мы с матерью прожили во время войны четыре года, — непременно захотелось побывать мне в родных местах.

Подъезжая к деревне, с нетерпением ожидал я встречи с Мокеичем. Был я уверен, что дед жив и по прежнему ходит тёплыми вечерами на нашу маленькую речушку Корбу.

Мокеич действительно оказался живым и здоровым. Дед, на мой взгляд, совсем не изменился. Такой же ловкий, маленький, с дремучей бородой, доросшей до хитрых синих глаз. Только теперь на потёртом дедовом пиджачке сияет медаль «Партизану Отечественной войны», а на голове ловко сидит военная выгоревшая фуражка.

Дед меня сразу узнал, обрадовался моему приходу, схватил чемодан и повёл к себе.

Через минуту мы уже сидели в новой, пахнущей смолой горнице дедова дома.

Со страхом смотрел я на стол, который жена Мокеича — тётя Паша — уставляла рыбными пирогами, ватрушками и другой едой.

Знал я, что уйти от тёти Паши не удастся до тех пор, пока не отведаешь всех её кушаний.

Но зато и пироги были у Прасковьи Дмитриевны… На славу!

После обеда у нас с Мокеичем разговор пошёл сразу же о реке и лесах. Не смогли утерпеть.

С тех пор снова стал я бывать с дедом на рыбалках и в лесу.

Правда, теперь Мокеич ходил на рыбалку только вечером, потому что работал он в колхозе инспектором по качеству.

Но уменье Мокеича добывать рыбу даже повысилось. Впрочем, дед сам говаривал, что во время оккупации приходилось ему сиживать у реки частенько. Иногда и рыбку дед ловил, а иногда… и другие дела приходилось выполнять. После таких разговоров усмехался тихонько дед и, вроде как невзначай, притрагивался к медали…

Каждый вечер отправлялись мы в лес или на реку. Дедом я был восхищён. Он словно заранее знал, что делается в корбинеких лесах и реках, и попадал сразу на самое добычливее место.

Я готов был считать деда за самого настоящего чародея, если бы… если бы все его чудеса не стали постепенно мне раскрываться.

А началось это с того времени, когда, по его советам, стал я внимательно всматриваться в окружающее и осторожно выведывать секреты у леса, поля и реки.

Только тогда начал я понимать, что лист за листом читаю книгу природы.

И читаю не ради удовольствия, я для того, чтобы искать и найти полезное для человека, а с ненужным бороться и победить.

Пескари у нас в реке крупные, жирные.

Принесёт Мокеич ведёрочко и хвастает:

— Нету рыбы для жаркого лучше пескаря!

Соблазнился и я, отправился за пескарями.

Пришли мы на берег, размотали удочки.

Дед насадил червя, закинул одну удочку и воткнул её в берег.

Потом насадил вторую удочку, потом третью и тоже воткнул.

А после этого собирать начал.

Пока с одного крючка пескаря снимает, на другой удочке клёв начинается.

Приспособил и я свои две удочки невдалеке от дедовых.

Только — странное дело: время идёт да идёт, но мои поплавки и не думают качаться.

А дед, посмеиваясь, кидает да кидает в помятое ведёрочко пескаря за пескарём.

Наконец я не выдержал и спрашиваю Мокеича: отчего, мол, такое? И насадка одинаковая, и место рядом, и удочки такие же, а у меня и клевать рыба не собирается?

Покачал дед головой, да и говорит: