Эдуард Шим - Лето на Корбе

— Чудак ты! Погляди, — куда удильники воткнул? На чистом месте! Тень-то от них вся на воду! Да и лесу видно. А я в тени воткнул, под куст, вот у меня и клюёт!

Рыба-то она ведь тоже хитрая!

Ну, как тут не удивляться?

Иду я на реку без Мокеича — не везёт. Ходишь-ходишь, устанешь, пока счастливое место найдёшь.

С дедом пойдём — прямо куда надо попадаем! Закинет Мокеич удочку и с первого же раза вытягивает рыбину.

Начал я за дедом внимательно поглядывать и вроде догадался, в чём дело.

Рыба клюёт чаще на тех местах, где у берега в воду ёлки срубленные опущены или сушняк навален. «Ага, — думаю, — значит, вот какие рыба места любит! Теперь меня не проведёшь!»

Однако на следующий день опять задача.

Пришли мы на совершенно пустое место — ни ёлок, ни сушняку, а рыба и здесь целыми стаями ходит.

Думал я, думал, смотрел-смотрел — никак не догадаюсь.

Мокеич, видно, понял мои мысли:

— Считал я, — ты сам сообразишь, а оказывается, опять тебе объяснять надо! Смотри! — и вынимает из корзинки глиняный шар. Кинул шар в воду, а к нему со всех сторон рыбы бросились — вьются кругом, щиплют, теребят…

Я к корзинке скорей — посмотреть, что за чудесные шары.

Наклонился и рукой себя по лбу стукнул-до чего ж просто!

Всего-навсего закатаны в сырую глину дождевые черви: получилось вроде пирога с начинкой для рыб.

Ну, ясно, покидай денька два такие шарики в воду и приручишь рыбку.

Оказывается, счастливые места-то дед сам делает!

Давно звал меня Мокеич сходить пострелять тетеревов. У него и место выбрано, и шалашик поставлен. Одно плохо: надо на тетеревиную охоту до света вставать, а я всё просыпаю.

Наконец собрались.

Еще затемно дошли до берёзового колка на нашем овсяном поле. Отыскали шалаш, залезли, прикрылись ветками.

— Устраивайся удобней! — говорит дед. — Когда прилетят, — не шевелись, замри и дышать бойся, а то всю охоту испортишь!

Пообмял я вокруг себя солому, закрылся дедовой шубой, привалился на бочок и стал ждать.

Тишина стоит на поле, ветра нет, и слышно даже, как сзади нас капли крупные от ночной росы по листьям стучат: «Капп, капп… капп…»

Стал я представлять себе, как тетеревов увижу.

Рассветёт немного, думаю, и прилетят. Сразу штук пятнадцать… Рассядутся на зеленях, а тетёрки подальше на деревьях..

«Капп… капп… капп…»

Интересно, как они, — сразу, драться начнут или погодя немного? Сначала, думаю, стрелять не буду рассмотрю всё хорошенько.

«Капп… капп…»

Надо будет Мокеича… предупредить, чтоб не стрелял… Предупредить… обождал… бы…

«Капп… капп… капп…»

И сам не заметил, как заснул.

Проснулся оттого, что дед меня в бок толкает и одной рукой рот мне зажал.

Побоялся, что спросонья крикну.

Раздвинул я осторожно ветки, взглянул.

Уже светать стало, дымка лёгкая над полем.

А в дымке недалеко от нас — тёмные точки.

Пригляделся — шевелятся. Вдруг кинулись друг к другу, столкнулись. Крылья захлопали.

Протёр я глаза — да это же тетерева! Вот они, ясно видать. Пригнулись грудью к земле, крыльями по траве чертят, чёрные головы вперёд вытянуты. Потоптались, потоптались — и снова друг на друга! Рядом ещё двое сшиблись!

Интересно до чего! Я и про ружьё забыл.

А тут солнце вышло, у нас за спиной ударили первые лучи, скользнули по вершинам берёз, заблестели-заиграли на листьях тяжёлые капли.

Потом целый солнечный поток вырвался и облил наш пригорок живым сверкающим золотом.

Как всё засияло вокруг! Внизу трава серебряной пылью блестит, на кустах капли сверкают так, что глазам больно. Стволы у берёз розовыми стали будто насквозь просвечивают.