Иван Синельников: Подсолнушек

Все в тетином доме казалось мальчику странным и непонятным, все угнетало и давило его. Дома он читал книги, слушал «Пионерскую зорьку», занимался гимнастикой. Здесь же он не видел ни журналов, ни книг. Молчало радио.

У тети жила еще девочка Тоня — ровесница Кости. Она с утра до ночи хлопотала по хозяйству, Костя пробовал заговорить с ней. Тоня взглядом указывала на тетину комнату и, приложив палец к губам, убегала на кухню. Не раз Костя слышал, как тетя приказывала девочке:

— Тоня, сбегай в аптеку за лекарством!

— Тоня, нагрей воды!

— Тоня, укрой мне ноги!

Девочка мчалась в аптеку, проворно грела воду, закутывала тетины ноги платком.

Как-то, когда тети не было дома, Тоня заговорила с Костей:

— Скучно тебе у нас?

— Скучно, — сказал Костя. — У вас даже радио никогда не играет.

Он выжидающе смотрел на девочку. Она была так худа, что сквозь тонкое платье остро проступали ключицы. Ее левая рука казалась тоньше правой и была обмотана тряпкой.

— Что у тебя с рукой? — спросил Костя.

— Болит.

— Надо пойти к доктору.

Девочка отрицательно покачала головой:

— Доктор станет резать, а Катерина Семеновна обещали вылечить.

Костя удивился:

— Да разве она доктор?

— Не доктор, а лечит. Молитву такую знает.

— Моли-итву?! — еще больше удивился Костя. — Кто ж молитвами лечит?

Тоня пожала плечами.

— Твоя мама умерла? — спросила она.

— Откуда ты знаешь?

— Знаю. У меня тоже нет мамы. Катерина Семеновна забрали меня к себе.

Тоня взяла Костю за руку.

— Пойдем, я тебе покажу что-то интересное.

Они подошли к самовару.

— Гляди, это — я, — засмеялась девочка. — Похожая?

Костя увидел в самоваре еще одну смешную рожицу с пухлыми щеками и приплюснутым носом. Он невольно рассмеялся, узнав себя:

— Как в кривом зеркале! Все шиворот-навыворот!

Время бежало незаметно. Тоня перестала дичиться Кости. Она много смеялась, рассказывала о себе, о дедушке, у которого жила в Цимле, на берегу моря.

— Хорошо было там, — вздохнула Тоня. — Дедушка рыбачил, я ему помогала. По морю пароходы плавали, большие, как двухэтажный дом. А волны, тоже огромные, шумят, звенят, грохочут — дзинь, бум, трах!..

— Я тоже был на море, — похвастался Костя. — Видел пароходы и теплоходы в пятиэтажный дом!

Девочка улыбнулась, а Костя продолжал:

— Дядя Степа брал меня с собой в командировку, в Крым. Там мы видели апельсинные сады и железные деревья…

Тоня подозрительно покосилась на Костю.

— Врешь, железных деревьев не бывает! Они — деревянные!

— Бывают и железные! Самшит! — горячо доказывал Костя. — И мамонтовые деревья бывают! Можешь даже спросить дядю Степу!

Тоня вдруг перестала смеяться. Она вздрогнула и проворно выбежала из комнаты. Костя увидел входящую по ступеням Екатерину Семеновну.

Тетя — высокая и худая, седые редкие волосы она заплетает в косу и укладывает свернутым в колечко жиденьким жгутом, голову закутывает монашеским черным платком; несмотря на жару, она носит темное шерстяное платье. В складках этого платья, как казалось Косте, и таился тот запах, которого он не переносил. Запах этот, как угар, сопровождал тетю и распространялся по всему дому. Ходит тетя бесшумно, разговаривает тихо, как будто вблизи лежит покойник и она боится его потревожить.

Екатерина Семеновна не спеша подошла к племяннику и положила ему на плечо сухую жилистую руку. Костя увидел вблизи ее лицо. Глаза зеленые и без ресниц, подбородок заостренный, по бокам рта — глубокие бороздки морщин, а на щеке кнопкой электрического звонка торчит большая родинка.

«Что, если надавить?..» — подумал Костя.

Тетя не баловала племянника разговорами. С тех пор как он приехал, она говорила с ним два или три раза. Впрочем, и Костя не нуждался в ее беседах. Они напоминали ему скучные уроки, которые он не любил и плохо слушал.

Сейчас тетя заговорила:

— Сирота ты моя горемычная. Отец ушел к другой, мать померла, остался один, как перст. Если бы не тетя, не ее доброта, что бы ты делал?

Костя промолчал.

— Мать твоя не верила в бога, — вкрадчиво продолжала тетя, — в церковь не ходила, святую богоматерь не признавала. Вот она, матушка-богородица, и наказала ее за строптивость. А мы с тобой будем в церковь ходить? — неожиданно спросила тетя.

— Чего я там не видел?! — удивился Костя.

— Как — чего?! — тоже удивилась тетя. — Там священник служит, святое таинство свершает, хор поет. Поглядишь, послушаешь — и на душе станет легче.