Кира Михайловская - Мальчик на главную роль

— А с кем снимать? Наш герой Юра Пушков, оказывается, на математической олимпиаде. Его родителям мало, что у них сын актёр, они хотят ещё сделать его выдающимся математиком.

Валечка всхлипнула:

— За Юрой машина ушла, скоро привезут.

Яков Ильич пожал плечами: работать становится невозможно.

Поняв, что дело затягивается, я пошёл в кафе.

В самом углу за столиком в одиночестве сидел Балашов. Перед ним стояла маленькая чашка. В руках Балашов вертел кусочек сахара в упаковке, словно не решаясь присоединить его к кофе.

— Понимаешь, — сказал он, — тридцать приседаний каждое утро. После четырёх часов ни есть ни пить. А кроме того — ни сахара, ни хлеба, ни мяса, ни картошки, ни этого… как его… мучного, макарон там всяких. Ну, помилуй бог! Я ведь не на роль Ромео пробуюсь. Ведь эсэсовцы хорошо питались. А вообще-то чем такая каторга — ну его! Мне эти отрицательные герои надоели. Вызывают — заранее знаю: дадут какого-нибудь паршивца. Добро бы злодея, так нет — мелочь всякую, пьянчужку или мошенника. В магазин захожу — продавцы глаз не сводят, боятся, наверное, что украду. Ну скажи, неужели я не гожусь ни на что другое? Ну скажи!

Я смотрю на его круглое честное лицо и не понимаю, почему, с какой стати за этим добрым человеком укрепилась репутация отрицательного героя.

— Ты Пьер, — говорю я. — Вылитый Пьер Безухов.

— Пьер, — мечтательно произносит Балашов, — это моя роль.

— И оставь ты этого эсэсовца Северцеву.

— Легко сказать. Всё оставлять, так без работы буду сидеть. А ведь немного осталось. Каких-нибудь пятнадцать лет — и на пенсию. Нет, надо играть. Может, мне тоже коньячком разбавить?

Он идёт к стойке и возвращается с рюмкой коньяка.

— Я должен здесь сидеть, пока Северцева не снимут. А ты куда спешишь? Посидел бы, поговорили…

Когда я зашёл в гримёрную, Северцев сидел перед зеркалом. Он пристально вглядывался в своё отражение. Северцева называли «красавчиком». Он был и вправду недурён. И когда зрители смотрели на его мужественное лицо, никому в голову не приходило, что за высоким лбом не скрываются никакие значительные мысли, а мужественность лишь маскирует мелкий, суетный характер. Я никак не мог понять природу шумного успеха вечно юного, нестареющего Северцева.

Увидев в зеркале моё отражение, он кивнул мне и снисходительно улыбнулся. Эсэсовская форма сидела на нём ладно, парик ему был не нужен, светло-золотистые усики над верхней губой он отрастил для пробы. Он рассматривал себя в зеркале и, кажется, был доволен собой.

— Юра не появился? — спросил я у гримёрши.

Юру хорошо знали на студии. Он удачно снялся в двух детских фильмах, подкупив режиссёров искренностью и детской непосредственностью. Сейчас Юра вырос, непосредственность куда-то улетучилась, уступив место самоуверенности. Недавно Юра уже пробовался в одном фильме и не был утверждён. Теперь его решил попробовать Глазов.

На мой вопрос о Юре гримёрша покачала головой: его не привезли ещё.

Тогда я вспомнил о мальчике, которого встретил накануне: а может, пришёл?

Я спустился в вестибюль студии и ещё издали увидел его. Он неподвижно стоял у стены, угрюмый и насторожённый, всматриваясь в людей, снующих по вестибюлю. Возможно, он искал меня, а может быть, просто приглядывался. Освоившись, он подошёл к бюро пропусков и назвал, видимо, свою фамилию. Пока дежурная ворошила списки, он стоял с независимым, даже вызывающим видом, словно говоря: если меня там, в ваших бумажках, нет, мне наплевать, я зашёл сюда не специально, а лишь по дороге.

Не дожидаясь, пока дежурная убедится, что мальчишки нет ни в каких списках, я подошёл и положил руку ему на плечо. Мальчишка вздрогнул, обернулся и смерил меня взглядом с ног до головы.

— Пожалуйста, выпишите пропуск этому мальчику. Он идёт к нам. Как твоя фамилия?

— Янкин Алексей.

Пока мы шли по коридорам студии, этот самый Алексей всё время упорно молчал. На площадке второго этажа, облокотившись на перила, разговаривали и смеялись Олег Кириллов и Лариса Давыдова. Олег только что закончил съёмку последней, тринадцатой серии телевизионного детектива. Его симпатичное лицо со смущённой улыбкой за какие-то десять дней демонстрации фильма стало известно всем. Сейчас, стоя на площадке, он что-то рассказывал Ларисе. Она смеялась, высокие перья, украшающие причёску, покачивались. Алёша внезапно остановился. Во все глаза смотрел он на Олега. Недоверие, изумление сменялись в глазах Алёши нескрываемым восхищением. Он стал вдруг похож на всех тех мальчишек и девчонок, которые попадали к нам на пробы и больше таращились по сторонам, чем вникали в то, зачем, собственно, и были приглашены на студию. Хоть я и торопился, но дал Алёше наглядеться вдоволь на любимого героя. В это время я наблюдал за самим мальчиком. Подвижность и выразительность его лица, думалось мне, должны понравиться Глазову. Это лицо побогаче Юриного. И хорошо, пожалуй, что Юра пошёл на свою математическую олимпиаду.