Фрида Вигдорова - Мой класс

— Красиво! — то и дело вздыхает кто-нибудь. — А интересно-то как! Ух, смотри, вот это конь! Не скачет — летит!

Потом замелькали марки других стран — портреты герцогов и королей в коронах, причудливые растения, животные, орнаменты… На марках Либерии — кокосовая пальма; множество пальм на марках Того. Вот Мозамбик — апельсиновое дерево. Борнео — орангутанг, крокодил, павлин. Вот жираф на марках Ниассы. И ещё и ещё — слоны, змеи, антилопы… Пёстрый дождь красок. Андрей бережно переворачивает листы. Изредка он даёт короткие пояснения:

— В 1854 году в Западной Австралии появилась марка с изображением дикого лебедя… А это китайская пагода… Это египетская пирамида. В 1868 году Оранжевая республика выпустила марку, которая…

— Оранжевая республика? — повторяет Шура. — А где она находится?

Андрей не успевает ответить: тихий Горюнов, смахнув по дороге на пол чей-то портфель, кидается к карте.

— В Африке! — кричит он. — На юге! — И, спохватившись, доканчивает смущённо, чуть ли не шёпотом: — На границе с Трансваалем.

— А где острова Тонга? — спрашивает Шура. — Постой-ка, тут изображено хлебное дерево — ты о нём знаешь что-нибудь?

— Я знаю! — восклицает Борис. — У него плоды такие: внутри мякоть, её завёртывают в листья и пекут, и получается вроде хлеба. А у коры липкий сок, им приманивают птиц. У кокосовой пальмы листья тоже идут в пищу, они как овощи. Волокна плода идут на цыновки и канаты, они очень прочные.

— Вот ты, оказывается, сколько интересных вещей знаешь! — с удовольствием замечает Шура и поворачивается к Андрею: лицо Морозова слегка омрачилось из-за этой не ему адресованной похвалы.

— У тебя интересная коллекция. Толковая, разнообразная. А кроме тувинских, наших марок ты не собираешь?

— Только недавно начал.

— А вот у Глазкова — советские марки! — с гордостью сообщает Рябинин.

Ещё в прошлом году, узнав, что в классе у меня три марочника — Кира, Борис и Андрей, — я отыскала несколько руководств по филателии и внимательно их прочла. Авторы этих пособий в один голос утверждали, что коллекционирование приучает к аккуратности, вниманию, системе, порядку и воспитывает различные прекрасные качества. Но, как я с грустью убедилась, к Кире это не имело ни малейшего отношения. Он был удивительно рассеян, тетради его пестрели кляксами и ошибками. Правда, альбомы его оказались чудом аккуратности. Он никому не позволял пальцами дотрагиваться до марок, сам брал их пинцетом, а плотные, крепко сшитые листы альбома переворачивал так осторожно, будто они могли разлететься от легчайшего дуновения.

Теперь Кира занял место Андрея за моим столом и, сосредоточенно хмурясь, стал разворачивать свою коллекцию.

— Я собираю русские и советские марки, — объяснил он, открывая первую страницу.

Мы увидели четыре ряда небольших прямоугольных марок коричневых с белым орлом посредине.

— У, все одинаковые! — разочарованно протянул Выручка.

— И ничего неодинаковые! — обиженно возразил Кира. — Не видишь, что ли: эти с зубцами, а эти без зубцов. Тут зубчики побольше, а тут поменьше, у всех разные. На этой штемпель круглый, а на этой квадратный. У нас теперь разве такие штемпеля? А на этой, смотри, какой штемпель — из точек! А вот эти совсем нештемпелёванные. Много ты понимаешь — «одинаковые»!

В голосе Киры обида сменилась презрением. Ваня подавлен. В глазах у Шуры весёлые искорки.

Кира листает страницу за страницей. Вот марки, посвящённые трёхсотлетию царской династии Романовых, марки в память русско-японской войны.

— Наши! Вот наши марки! — на весь класс кричит Румянцев.

Да, наши, советские марки. Впервые в истории мировой филателии на марках изображены простые люди: рабочий, крестьянин, красноармеец. Мускулистая рука, вооружённая мечом, разрубает цепи. Смольный в героические дни Октября. Рабочий поражает дракона. Год от году марки становятся красивее, ярче, разнообразнее. Они словно маленькие разноцветные кадры большой исторической ленты: в них отразилась летопись нашей страны, трудный и славный путь народа.

Мои ребята встречают их то уважительным шёпотом, то радостными криками.

— Я такой портрет Ленина больше всех люблю — где он щурится и улыбается немножко.

— А тут он маленький. Трёх лет.

— А это десять лет Красной Армии, видите? И пехотинец, и матрос, и конник, и лётчик.

— Первый всесоюзный пионерский слёт! — в восторге кричит Гай. — Видите, вот ещё! Прямо отдельно пионерские марки!