Фрида Вигдорова - Мой класс

— Знакомьтесь, — говорит Людмила Ивановна. — Вот это Егор Вареничев (лобастый стихотворец кивает нам), это Валя Смирнова (она указывает на смуглую девочку, которая загадывала про кровать), это Вова Синицын, это Павлик Волков, это…

Она называет всех детей подряд, но мы уже смотрим только на широкоплечего голубоглазого мальчугана, который, в свою очередь, внимательно разглядывает нас.

— Правильно! — жарким шёпотом сообщает мне Воробейко. — Над губой пятнышко, видите? Я бы его сразу узнал, он совсем такой, как на карточке.

До чего же любопытно видеть моих ребят в этой новой обстановке! Толя Горюнов смущённо поглядывает на крохотную девочку, которая ходит за ним по пятам и время от времени окликает его: «Мальчик, а мальчик!»

— Чего тебе! — решается он наконец.

— А я умею писать букву «у»!

Толя растерян, он не знает, что полагается отвечать в подобных случаях. Зато Кира Глазков, который растёт среди множества братьев и сестёр, Селиванов и Савенков, у которых дома младшие сестрёнки, Лёша, который сам растит своих братьев, и ещё многие чувствуют себя с малышами превосходно. Дима, Саша Гай, оба Воробейко и Боря Левин не спускают глаз с Вовы. Они придвигаются к нему, и я слышу, как завязывается разговор:

Дима: Тебе тут хорошо?

Вова: Хорошо.

Боря: А если придётся уехать?

Вова (недоумевающе): А зачем мне уезжать?

К ним подходит Шура, садится на скамью, притягивает к себе Вову. Мальчик немного удивлён, но держится попрежнему просто и непринуждённо.

— Вы их учитель? — спрашивает он Шуру.

— Нет, я просто приехал к ним в гости. Сначала к ним, а потом вместе с ними — сюда, к вам.

— А вам у нас нравится?

…Потом мы пьём чай. Гостей гораздо меньше, чем хозяев, но каждый детдомовский малыш непременно хочет сидеть рядом с кем-нибудь из нас. Наконец мы рассаживаемся.

Перед каждым дымится на тарелке горячая картошка, и это очень кстати: все мы — и лыжники и не лыжники — нагуляли отличный аппетит.

Дав ребятам отдохнуть после еды, мы с Шурой начинаем торопить их домой. За окнами уже сгущается синева сумерек. Пора прощаться.

Ребята нехотя одеваются, разбирают лыжи.

— Прощайте, до свиданья, приходите ещё! — несётся нам вслед.

И снова — лес, поле, полутёмный вагончик «кукушки», пересадка в Болшеве… За окном смутно мелькают высокие силуэты сосен, усыпляюще стучат колёса… Ребята притихли.

Они, как и я, взволнованы. Только что у нас на глазах повернулась человеческая судьба, судьба мальчика Вовы Синицына и незнакомого инженера из города Сталино. Теперь они будут жить вместе.

— Прямо как в книге, — вздыхая, говорит Борис.

— Александр Иосифович, — вдруг спрашивает Дима, — а если бы этот Вова Синицын оказался не тем, не сыном вашего товарища, — что тогда?

— Мне Григорий Алексеевич сказал: «Всё равно привези, будет сыном», — отвечает Шура.

На другой день только и разговоров было, что о поездке в детский дом. Вопросы так и сыпались: «Какой из себя Вова?», «Знает ли он, что нашёлся его отец?», «Много ли ребят в детском доме?», «А когда Александр Иосифович опять туда поедет?», «А мне можно будет с ним поехать?», «А мне?», «А мне?», «Эх, зачем я пошел вчера в кино!», «А я-то! И чего меня как раз на каток потянуло!..»

Те, кому не удалось накануне поехать в Болшево, горько жалели. Даже Морозов огорчился. Но зато он принёс альбом с марками. Он слышал, как Шура напомнил о марках Кире, и, видно, решил показать свою коллекцию.

У Киры на парте тоже лежали тщательно завёрнутые альбомы.

— Да разверни, покажи! — каждую перемену приставал к нему Борис.

Мягкосердечный Кира только качал головой: его коллекцию ребята видели десятки раз, но сегодня дело слишком серьёзное, и он неумолим. А Андрея никто и не просит: все знают, что до назначенного часа он ни за что не покажет свои сокровища.

Кира и Андрей ревниво поглядывали друг на друга. Нетерпение остальных возрастало с каждым часом. К концу последнего урока я стала побаиваться: вдруг что-нибудь помешает Шуре зайти к нам как раз сегодня, когда его так ждут? Но он пришёл, как обещал, минута в минуту, к последнему звонку.

— Глазков марки принёс! И Морозов тоже! — вместо приветствия крикнул Борис.

Андрей первым развернул свою коллекцию.

Сначала шли марки Тувинской республики. Тут были квадраты, треугольники и ромбы — голубые, зелёные, алые, коричневые. Были удивительно красивые виды: тонко вычерченные ели на фоне далёких снежных гор, озёра, уснувшие среди крутых берегов. Много было всяких зверей: белка с пушистым хвостом; изогнувшаяся всем гибким, пружинистым телом, готовая к прыжку куница; презрительно выпятивший нижнюю губу верблюд; огромный бык с широко расставленными рогами; хмурый медведь, который, кажется, неуклюже и решительно шагает прямо на нас. А вот целые сценки. Воины и охотники бешено мчатся на конях. Охотник с арканом остановил на бегу и поднял на дыбы огромного лося с ветвистыми рогами. Рыбак, упершись коленом в борт лодки, поражает острогой большую рыбину, взметнувшуюся над водой. Ещё охотник — он пронзает копьём медведя. Стрелок до отказа натянул тетиву своего лука. Караван верблюдов в пустыне. Мастерица трудится над большим узорчатым ковром. А вот и острокрылый самолёт несётся высоко в небе. Жизнь, труд, поэзия целого народа отразились в этих разноцветных кусочках бумаги с аккуратными зубчатыми краями.