Игорь Минутко - Лето в Жемчужине

Птичник был на отлете, у овражка. Длинный приземистый дом под соломенной крышей. Подходя к нему, мальчики услышали разноголосицу петушиной переклички.

«Какой он некрасивый, этот курятник», — подумал Витя.

Открыли скрипучую дверь, вошли в полумрак и густой запах птичьего помета, — и Витя остолбенел. Несметное количество кур и петухов было кругом. Все они бегали, завивались спиралями, кудахтали; пела, наверно, сразу тысяча петухов. Многие петухи отчаянно дрались и были в крови.

Как только мальчики вошли в птичник, с шестов, с подоконников на них полетели петухи.

— Закрой лицо! — крикнул Вовка.

— А чего они? — спросил Витя, закрываясь от петухов.

— Как чего? Не видишь? Драться летят.

«Вот черти!» — весело подумал Витя.

А посреди этого куриного столпотворения быстро ходила тетя Нина, и куры белыми ручьями мчались за ней. Она растаскивала дерущихся петухов, легонько шлепала их, приговаривала:

— Вот вам, озорники! Без обеда оставлю. А тебя в карцер посажу, — говорила она высокому голенастому петуху с пышным окровавленным гребнем.

И петух послушался тетю Нину, перестал драться и обиженно ушел в угол.

— Я сейчас! — крикнула она Вовке. — Только корма им задам.

Тетя Нина кормила кур, отталкивала самых прожорливых, слабых и нерешительных пропихивала к кормушкам. И добро улыбалась:

— Лопайте, куриное племя. Век ваш короткий. Потом она пошла к дверям, распахнула их, крикнула:

— А теперь на прогулку шагом арш!

И куры белым потоком ринулись в двери — на солнце, в большой отгороженный забором вольер.

Тетя Нина подталкивала кур ногами, смеялась, и весело сверкали ее белые зубы.

— Любит она их, — сказал Вовка. — С четырех утра до вечера здесь. Одна на пять тыщ кур и петухов, представляешь?

А Вите, даже непонятно почему; вспомнился большой гастроном внизу их дома. Там, в диетическом отделе, чистые яички со штампом на каждом аккуратно разложены в специальные картонные формы. Сколько раз он их сам покупал, и никогда не думал, откуда они? Знал, что яйца несут куры. И все. Но ведь это совсем не все! Вон за пятью тысячами кур ухаживает одна худенькая женщина, тетя Нина, мама его нового товарища Вовки Зубкова. Это ведь очень трудно — один человек и пять тысяч кур и петухов, которые постоянно дерутся.

Тетя Нина подошла к мальчикам, вытерла потный лоб тыльной стороной руки, застенчиво улыбнулась, и Вите стало неловко от этой улыбки.

Тетя Нина обняла Вовку за плечи, потеребила спутанные волосы.

— Обед-то я там сготовила, — сказала она. — Пойди, поешь. Вот вместе с дружком и поешьте. В чугунке, в печке. Ну, ладно, — вдруг заспешила тетя Нина. — Играйтесь. А мне в правление надо, корма на завтра выписать.

Начинался вечер, небо было высоким, бледно-лиловым; от деревни пахло дымком и коровами; лаяли собаки, где-то пело радио; все становилось лиловым, неясным, и опять Вите показалось, что он прожил сегодня очень длинный день, и беспокойство поселилось в Вите, только он не мог понять, откуда и почему пришло оно. И казалась очень далекой, даже чужой жизнь в городе, где есть просторная квартира, двор, замкнутый в каменный четырехугольник, Репа, его тайник на чердаке. И Зоя…

«Как там она, на море? — подумал Витя. — И какое море? Сколько же в нем воды, если берега не видно».

Дома мама строго сказала:

— Всегда говори, куда уходишь.

— Угу, — сказал Витя.

— Иди поешь. И у тебя на раскладушке письмо от Зои. Оно пришло уже без нас. Соседка, Тина Арнольдовна, переслала.

Витя быстро расправился с ужином и стал читать письмо Зои.

«Здравствуй, Витя!

Витя! В моей жизни случилось два огромных события.

Во-первых, я видела шторм! Настоящий шторм на Черном море. Это было необыкновенно! Шторм в восемь баллов. Волны поднимались, наверно, с двухэтажный дом и набрасывались на берег. Витя! Эти волны стреляли, как пушки. У Нади одна самая хитрая волна утащила босоножку. Подумай только, может быть, ее выбросит на турецкий берег. А море было все в белых барашках, мутное, сердитое, и над ним с криком летали большие чайки. Кажется, они называются альбатросами. Помнишь пластинку из того же шестого этажа в вашем дворе? «А море Черное ревело и стонало!» Там еще есть такие слова: «Где в облаках летает альбатрос». Я видела, как он летает, только облаков не было. Небо было как раз без единого облачка, и под ним бесновалось море.

Я решила нарисовать море и шторм, но ничего не получилось. Надя сказала, что я не умею ухватить натуру в движении. Ничего. Я еще научусь ухватывать.