— Под землей. — И Вовка объяснил: — Еще зимой, когда на Птахе лед крепкий, коляный, мы его рубим на куски. Знаешь, получаются такие голубые куски, в них, как в зеркало, можно смотреться. Здесь, — Вовка топнул, — вырываем яму, кладем туда лед, сверху газеты, а на газеты — землю. Там и сейчас лед, все лето будет лежать, до следующей зимы. Чем не холодильник?
Витя вспомнил белый большой холодильник на кухне своей городской квартиры.
Витя передернул плечами — он совсем замерз.
Мальчики выбрались из погреба в избу. Жужжали оводы, было тепло, даже душно.
Вовка поставил на стол крынку с молоком. Крынка сразу запотела. А в желтых, даже розовых сливках, которые покрывали молоко сверху, плавали черными точками мушки. Вовка выловил их кончиком ножа, и друзья стали пить холодное густое молоко с толстыми ломтями черного хлеба, посыпая его крупной солью. Было очень вкусно.
В это время в сенях затопали; загремело ведро.
— Мамка, — сказал Вовка. — Не в духе вроде.
В комнату вошла маленькая женщина с такими же, как у Вовки, широко поставленными глазами; волосы выбились из-под косынки, глаза были сердитыми; она была в резиновых сапогах; от нее пахло куриным пометом.
Женщина стояла в дверях, смотрела на Вовку, а Витю, вроде, не замечала.
— Ну что мне с тобой делать? — закричала женщина. — Немытый, нечесаный. И опять рубаху порвал!
— Мам, я… — начал было Вовка, но женщина закричала еще громче:
— На погибель мою растешь! Почему теленок непоенный?
— Мама, я…
Тут маленькая женщина заметила Витю, вернее, стала рассматривать его, и глаза ее сделались любопытными.
— А это кто же такой чистенький? — похоже, недоуменно спросила она.
— Витька, — сказал Вовка. — Ну, дачник. У бабы Нюры они стоят.
— Дачник, дачник, — задумчиво сказала Вовкина мать. — Ну, давай знакомиться. Меня тетей Ниной звать. — Рука у нее была сильная, холодная, с потрескавшейся кожей. — Вон как люди ходят. Брал бы пример, бесстыжие твои глаза. — Вдруг она подошла к Вовке, ласково потрепала его по голове. — Есть хочешь?
— Не, — ответил Вовка и счастливо улыбнулся. — Мы вот с Витькой молока с хлебцем.
— Поели? Ну и молодцы. — Маленькая женщина опять задумалась. — Устала — сил нет. Все косточки болят. Посплю часа два. А вы, ребятки, идите, бегайте.
— Мам, так я сейчас теленка напою.
— Ладно, ладно, я сама, — уже за перегородкой, где была кровать, сказала тетя Нина, шурша одеждой. — Бегите!
— Айда на речку! — весело крикнул Вовка.
И мальчики помчались.
На речке купалось и загорало много народу. Солнце, дробясь в брызгах воды, слепило глаза; где-то стучали по мячу. Долговязый парень в полосатых плавках и темных очках в пол-лица важно ходил по берегу, выбрасывая далеко вперед ноги; на его тощем животе болтался транзистор и передавал репортаж о велогонке Мира по маршруту Варшава — Краков. По тому, как смотрели на парня, было ясно, что он нездешний.
Может быть, первый раз пришел купаться. Наверно, новый дачник.
Парень присел около Вити и Вовки на корточки, спросил:
— Хлопцы, а когда в вашем магазине перерыв? Курево кончилось, понимаешь.
— Магазин второй день закрыт, — сказал Вовка. — Тетка Маня заболела. В сердце у нее хруст.
— Ай-ай-ай! — заволновался парень. — Не повезло. Бедная тетка Маня. Сердце хрустит. Надо же! Ну, бывайте, хлопцы.
И парень зашагал к зарослям лозняка, которые начинались сразу за песчаным пляжем и тянулись далеко, до самого леса, замыкавшего горизонт.
Мальчики рыли в песке норы, ходы, делали замок, засыпали друг друга. Вовка больше молчал, хмурился. Наконец, он сказал, сердито посмотрев на Витю:
— Ты мою маму не осуждай, что сердитая.
— Я и не осуждаю.
— Это она с горя. — Вовка поперхнулся.
— С какого горя, Вовка?
— С какого, с какого… — Вовка сел, стал из пригоршни сыпать песок тоненькой струйкой. — Когда мне три года было, у нас отец потоп. Весной шел через Птаху, а лед уже тонкий. Провалился… А потом Илья… — Вовка замолчал.
— Это кто Илья?
— Брат мой старший. В город ушел, там в компанию попал. А летом приехал с дружком… Ну, драки, скандал. Матвей Иваныч его взял с участковым и — в сарай.
— А кто такой Матвей Иванович? — спросил Витя.
— Матвей Иваныча не знаешь? — Вовка был очень удивлен. — Да это председатель нашего колхоза. Его все кругом знают.
— А что дальше?
— Дальше… Илья в сарае шуметь начал, грозиться: отсижу пятнадцать суток — посчитаюсь с председателем. Пьяный был. А Матвей Иваныч у нас, знаешь какой крутой. «Я, говорит, тебе покажу пятнадцать суток». Ну, был суд, и дали Илье два года. Нет, чтоб покаяться. Все кричал: «Пусть два года. Все одно, вернусь, встренемся с председателем на узенькой дорожке». Не дурак, скажи? А ведь когда в колхозе работал, — и на тракторе первый, и на косьбе. — Вовка замолчал, сдвинул темные брови. — Уж давно выпустили его, четвертый год пошел, а где шастает, — не знаем. Каково матери? Вообще-то, она, знаешь, какая хорошая, добрая. А злость — это так. Покричит и легче ей. И работает — слава на весь район. Она птичница. Управляется! Аж кругом ветер. Пошли к ней, она уже у курей своих. Сам посмотришь. Пошли, пошли!
Читать дальше