Наталия Лойко - Ася находит семью

— Ничего ты не поняла.

Федя заговорщицки склонился к Асе и выложил план, согласно которому они вдвоем подстерегут — он выразился «перехватят» — жену Ленина. Так и сказал — жену Ленина. С солидным мужским одобрением Федя добавил:

— Ездит, чтобы одному ему не скучно было щи хлебать.

В Асином неуемном воображении возникли две тарелки «туманных щей», две простые глубокие тарелки; мелких не было, мелкие — роскошь по нынешним временам… О чем же за сегодняшним обедом Ленин беседует со своей женой? Разумеется, о Дне пропаганды.

Если бы Асе предложили присесть к их столу — необязательно пообедать, но поговорить, — она бы могла вставить словечко, рассказать о том, как в одном детском доме на самом видном месте, специально к этому дню, повесили очень удавшуюся художнику огненную колесницу Революции…

Но Федя никогда не дает помечтать. Ему лишь бы командовать:

— Значит, я в переулок, а ты дожидаешься знака. Ладно, сиди, коли такая квелая. Главное, после не сплошай, не упусти чего в разговоре.

Ничего не упустить в разговоре с Крупской (если и вправду такой разговор возможен) — значило, семеня рядом с ней от калитки до высокого важного крыльца, суметь выложить все, что сейчас держишь в памяти.

Прежде всего «комиссары», которых так ловко провела администрация здравницы. И Казаченковский буфет, дожидающийся возвращения белогвардейцев. Да! Не забыть еще попросить волшебный фонарь!

А уж насчет удачи для Варьки… Пусть Варя пошутила, но, если бы было возможно, Ася от всей души выпросила бы ей счастья…

Улыбка, тронувшая Асины губы, тут же угасла: приоткрыв калитку, Федя сделал страшное лицо и скрылся. Пришлось Асе вскочить со скамьи и, хочешь не хочешь, кинуться за ограду.

В переулке Ася увидела Надежду Константиновну, захлопывающую дверцу автомобиля. Машина мигом тронулась — возможно, в Кремле ее дожидался Ленин.

Федя тоже не медлил.

— Простите, товарищ Крупская. Извините за беспокойство. — Поглядели бы детдомовцы, до чего этот Федька умеет быть вежливым! — Вы, товарищ Крупская, просили ее заходить. Вот она… Пришла!

Зеленовато-серые внимательные глаза вопросительно остановились на Феде, скользнули по Асе и выразили недоумение. Каково было Асе!

— Вам что-нибудь нужно, дети? — спросила Крупская, сделав шаг к калитке.

Ничего Асе не было нужно. Она смотрела вниз, в землю, считая, что лучше всего ей немедленно туда провалиться… Кроме утоптанного грунта, ей был виден край длинной черной юбки и плохонькие взрослые ботинки, похожие на детские. Если бы Надежда Константиновна знала, как худо ей! Если бы она знала, как Ася дорожит уважением Феди, хотя и ссорится с ним двадцать раз на день…

Неужели не вспомнит? Но ведь тогда, на обратном пути из Наркомпроса, Татьяна Филипповна удивлялась памяти Крупской. Глотнув воздуха, Ася решается заговорить:

— Я тогда в капоре была, в коричневом… Я еще в форточку высунулась… И вы велели, если невмоготу…

Было неясно, узнала ли Крупская Асю после стольких примет, но, перестав поглядывать на калитку, она спросила:

— Что у вас там, ребятки? Вы откуда?

— Детдомовские мы, — неожиданным баском ответил Федя. — Мы насчет капитализма.

Обнаружив, каким несчастным и пискливым может быть Асин голос, Федя, что называется, дал ей отставку и стал все выкладывать сам. Асе выпала роль свидетеля. Федя иногда кивал на нее:

— Сама видела, своими глазами.

Эти всевидящие Асины глаза разгораются с каждым Фединым словом. Ох и ловко он расписывает заведение Казаченковых!

Ася не выдерживает:

— Они настоящие буржуи, если хотите знать! Они хитрые. Такие хитрые…

Но Крупская, которой непременно полагалось ужаснуться, вдруг рассмеялась, да еще с каким довольным видом!

Дети опешили.

— Значит, хитрые? — весело переспросила Надежда Константиновна. — А мне казалось, это большевики хитрющие.

«Узнала», — мелькнуло у Аси, и она тоже стала смеяться.

Зато Федя не пожелал даже улыбнуться, а глянул на Асю так, словно сказал: «Хвастать хвастала, а кое-что утаила». Но развеселившаяся Ася только рукой махнула.

— Дом имени Карла и Розы? — медленно выговорила Надежда Константиновна, став серьезной. — Он, пожалуй, уже сумел заслужить свое название.

Федя тем временем вытащил из-за пояска номер «Правды» и снова заговорил о комиссии, которая все проморгала, о том, что надо кончать с безобразиями.