Наталья Долинина - Мы с Серёжкой близнецы

— Нет, правда, ваш?

— А чей же?

— Ну, так забирайте его! Кричит очень.

Серёжка говорит:

— Во-первых, не его, а её. А во-вторых…

Чего уж тут во-вторых! Надрывается наша девочка — надо домой нести. Вот взяли мы с Серёжкой коляску, Бубнов — молоко. Бубнов идёт — двери открывает, а мы с Серёжкой ребёнка тащим вместе с коляской. Тяжело, между прочим. Еле-еле до второго этажа донесли.

— Серёжа, не могу, давай отдохнём.

— Какое отдохнём, плачет человек. Слабосильная ты! Бери молоко.

Ну, с Бубновым они втянули кое-как к нам на третий этаж. Интересно, а как тётя Зина к себе на пятый носит?

Принесли мы Наташу в комнату, положили на диван. Бубнов говорит:

— Я её покараулю, а вы идите руки вымойте.

— Зачем руки?

— Так надо. Я знаю: видел маленьких.

Пришлось руки мыть. А Бубнов хитрый: покараулю. Сам небось руки не мыл!

Ну, развернули мы её. Она мокрая-премокрая. И сразу кричать перестала. Нашли мы с Серёжкой сумку тёти Зины, достали чистые пелёнки, а эти в таз положили и водой залили. Стали Наташу заворачивать. Как же, завернёшь её! Сама кричит, а сама ногами дёргает. Ноги завернём, руки высовывает. И всё машет руками своими. И кричит смешно так: ля-ля-ля!

Что делать? Пришлось тётю Надю позвать. Нельзя же, чтобы ребёнок кричал. Она пришла и завернула сразу. А мы поглядели, как она заворачивает. Ладно, думаем, в следующий раз сами будем знать. Тётя Надя взяла её на руки и стала по комнате ходить. Поёт чего-то, приговаривает. И замолчала Наташа. Заснула.

— Вот, — говорит тётя Надя. — Возьмите её, няньки. Чистое наказание.

Ну, пока мама пришла, Наташа у нас три раза крик поднимала. Но мы теперь тётю Надю не звали. Серёжка сразу её на руки и гуляет с ней по комнате. И поёт:

А Наташе нравится. Она сразу замолкает. Мама пришла, молоко разогрела — прямо в кастрюльку с горячей водой поставила. И опять отправила нас с Наташей гулять. Только теперь уж мы её одну не оставляли. Как вынесли во двор, все ребята сбежались:

— Комары, покажите ребёночка! Дайте покатать!

Но мы всем не давали. Мы — у кого руки чистые. А у Серёжки у самого — грязнущие, смотреть страшно. Но его ведь никто не проверял!

А когда дядя Игорь прибежал, мы говорим:

— Вот он, ваш ребёнок. Остаётся у нас. Чистый, сытый и убаюканный. Идите спокойно домой. А нам некогда. Мы сейчас будем пелёнки стирать. Скоро вечернее кормление.

Сегодня нашей маме совершенно некогда. Во-первых, тётю Зину выписали из больницы, и мама отвозила Наташу домой. А жалко: мы уже привыкли, что у нас ребёнок. Немножко, правда, надоело с ней возиться, но ещё бы три дня ничего.

А ещё мама сегодня к себе в детский сад три раза бегала. Утром пошла — отработала, к тёте Зине съездила — опять в детский сад зашла. И ещё сейчас, перед нашим обедом, а ихним полдником, опять сбегала. Потому что у них какой-то там Карлихин Олег появился, в интернатской группе. Плачет и домой хочет, к маме своей. А наша мама ему сильно понравилась, и он только тогда не плачет, когда она с ним разговаривает.

— Ну, вот что, теоретики, — говорит мама. — Мне сегодня некогда с обедом заводиться. Я вечером опять пойду Карлихина спать укладывать. Так что сейчас мы с вами идём обедать в столовую.

— Ура!

Потому что мы любим в столовую ходить. Она близко — у нас на углу. Раньше там была пивная.

А теперь в столовой все не так сделали. У них в первой комнате буфет. Пожалуйста — пирожки, кофе и молоко. Мы когда в школу идём, то видим: многие там завтракают. А сами в окно посматривают: не идёт ли трамвай. Если идёт — то сразу свой пирожок хватают и бежать. Очень удобно.

А во второй комнате — столики и можно обедать. Только некоторые дяденьки всё равно бутылки приносят. Поставят под стол — пожалуйста. Никто не видит, чего они пьют. Но не ругаются.

Вот пришли мы в столовую. Серёжка меня истолкал всю:

— Скажи про лимонад.

Потому что мы очень лимонад любим. И если уж в столовой обедаем, то, может, мама купит лимонаду?

А она и сама купила. Вот уселись мы за столик, а рядом тоже семья сидит: папа у них военный, мама и девчонка. Побольше нас немножко. И у них лимонад.

Только нам принесли такие специальные щи — солянка называются, — и приходит пьяный. Это уже сразу видно, что пьяный. Сердитый такой! И требует у официантки портвейна! А официантка не даёт. Вы, говорит, гражданин, уже вполне достаточно выпили. Вам больше ничего не полагается. Вот лимонаду — пожалуйста. А он не хочет лимонаду. Он портвейну хочет. Стал посреди столовой и кричит, что на свои пьёт, на трудовые. И очень сильно ругается. Официантка говорит: