Владимир Добряков - Новая жизнь Димки Шустрова

— Начинай, — сказал он. — Не торопись. Повнимательней…

Димка подумал, что строгого мастера участка и сам дядя Володя побаивается. Когда Никита Степанович вынул из кармана линейку и, поправив на носу очки, стал тщательно измерять готовую шпильку, Сомов оставил работу и с опаской посмотрел на мастера. И Димка волновался, но не очень сильно. Ведь шпильки, по совету дяди Володи, он гладко опилил сверху тонким напильником, и сделались они с торцов совсем блестящие. И по размеру шпильки были одна в одну. Чего же волноваться?

Никита Степанович измерил шпильку, к ней другие рядышком приставил, потом спрятал в верхний карман линейку, а в нижний положил изготовленные Димкой шпильки.

— Замечаний не имею. Сработано качественно. Как фамилия?.. Шустров?.. Владимир Иванович, — обратился он к Сомову, — работу на твой наряд запишем.

— Понятно, — кивнул тот.

Едва мастер отошел, Димка с любопытством спросил:

— А в какой наряд, дядя Володя?

— Ну ты же работу выполнил — значит, должна быть оплачена.

— Мне оплачена?.

— Видишь ли, — объяснил дядя Володя, — тебе заплатить не имеют права. Ты же не оформлен у нас как рабочий. Вот и приходится пока на мой наряд записывать твою работу.

Но Димку эти тонкости мало интересовали, его поразил сам факт: постояв полтора часа у тисков и помахав с удовольствием ножовкой, он, Димка Шустров, заработал деньги! Делал настоящую и нужную работу.

Однако как следует осознать это чудо Димке помешал гудок цеховой сирены — начался обеденный перерыв.

Столовая помещалась за углом цеха. И трех минут не прошло, как Димка уже сидел у окна за квадратным столиком и держал перед собой две ложки и две вилки.

Скоро и дядя Володя появился с подносом. Поставил по тарелке с борщом, по шницелю с маслянисто блестевшими макаронами. И кисель, который Димка больше всего любил, — вишневый.

Порция борща была великовата — Димка понял, что и половины не одолеет. Он не спешил, солидно, как и Сомов, набирал в ложку розовый, в желтых блестках, борщ, прикусывал ноздреватый пшеничный хлеб.

На них с веселым уважением поглядывали из-за соседних столиков. А худощавый мужчина с редкими, зачесанными набок волосами, желая сказать Сомову приятное, кивнул на Димку:

— Рабочее пополнение кормим, Владимир Иваныч?

— Кормим, Сергей Сергеевич, — просто сказал Сомов.

Сидевший рядом с Сергеем Сергеевичем дядька с широким лицом покривил мясистые губы:

— А не рано ли, Владимир Иваныч? Ребятенку-то, поди, нет и тринадцати?

Сомов прожевал хлеб и даже ложку на край тарелки положил:

— А потом-то, Егор Петрович, может и поздно быть. Я так думаю.

— А ты, Петрович, улыбочку-то спрячь, — сказал его сосед. — Оно, может, и рано, да хуже не будет. Вот во дворе у нас оболтусы есть — борода в аршин уже, а от работы бежит, как собака от палки. Кто виноват? Может, мы сами и виноваты? Все готовенькое им подсовываем — ешьте вкусненько, пейте сладенько. Да слова, как ты, Петрович, говорим: рано, рано, пусть погуляют. А теперь за голову хватаемся: как его, оболтуса, к полезному делу приучить?

Все с одобрением слушали речь худощавого, а Сомов сказал:

— Спасибо, Сергей Сергеич… — И добавил, обведя всех веселыми глазами: — Я, ребята, поверите, первый раз напильник в руки взял в семь лет.

— Ну, это уж, Иваныч, ты малость подзагнул! — засмеялись за столиками.

Сомов и сам рассмеялся, взял ложку и принялся есть.

Димка тоже обрадовался, что Сергей Сергеевич отбрил толстогубого.

«И правильно, — думал он. — Сказал бы мне теперь дядя Володя не делать крокодила или прогнал бы сейчас из цеха, разве мне хорошо было бы? А сколько Алена делает! И стирает, и на кухне, и цветы, и куры, и в магазин ходит… Чепуху говорит этот Петрович! Пусть своему сынку не дает ничего делать, а за других нечего расписываться!..»

Поели они, вышли на солнечный заводской двор, и дядя Володя вдруг сказал, будто сам удивляясь:

— Спасибо, сынок.

Димка удивился вдвойне:

— Мне спасибо? За что?

— За обед.

Димка опять ничего не понял.

— Шпильки-то изготовил? Пять штук. По скольку там нормировщик расценит — не знаю. А обед-то себе да и мне, может, и заработал.

В тот вечер у Димки только и разговору было, что о заводе. Маме всю дорогу в трамвае рассказывал, — Надежду Сергеевну они подождали в сквере, неподалеку от редакции газеты, — потом Алене. Потом рассказал, о чем беседовал со своим тезкой — двухметровым баскетболистом.