Эдуард Корпачев - Тройка запряженных кузнечиков

Если же Звездочет изнемогал плыть, то опять обращал лицо к засеянному небу, и, когда он так обращал лицо к звездам, флаг, повязанный вокруг пояса, становился ощутимее телу и, как спасательный круг, берег силы Звездочета.

Что за чудо эти кони! Стремительные и легкие, они невесомо вытянулись в беге, и только стелется по ипподрому глухой частый топот копыт — словно кто-то сыплет из мешка наземь яблоки. Вот промелькнули они живой, меняющейся чередой за поворот, опять вынеслись на прямую уже там, возле конюшен.

— Амальгама снова впереди! — восторженно крикнул Шурка Хоменок. — Вот конь-огонь!

Гнедая Амальгама, злая, нервная лошадь, касалась копытами земли быстро, будто брезгуя пыльной дорогой, и резвой рысью вела за собой взмокшую череду. Жокей в синей атласной шапочке с козырьком словно слился с телом лошади. Такая неутомимая Амальгама, так стремительно несет она чемпиона республики Николая Булата!

Все мальчишки из конноспортивной школы, прилипнув к вислой изгороди, завидовали сейчас Булату. И каждому из них, наверное, со щемящим отчаянием хотелось, чтобы лошадь так же неудержимо несла вперед и его и чтобы рябила в глазах земля, полосатая от скорого бега.

Шурка Хоменок еще сильнее вцепился в плечо Игоря Куневича, настойчиво бормоча:

— Гляди, гляди!

За Булатом, немного поотстав, скакали порознь остальные всадники. Это тренировались старшеклассники, однокашники Николая Булата. Подумать только, Николай — десятиклассник, он всего на четыре года старше Игоря, Шурки, Вовки Чубарца и других ребят из пятого или шестого класса, а уже чемпион республики да вдобавок их любимый тренер. Вот сейчас закончат старшие тренировку, и Булат начнет занятия с ними. Он всего на каких-нибудь четыре пальца выше рослого Игоря Куневича, а всем мальчишкам хочется называть Булата по имени-отчеству. Вовка Чубарец однажды попробовал так назвать, да Николай почему-то засмеялся, жмуря глаза, и махнул рукой: «Я Николай. Всем хорошо слышно? Просто Николай».

Конечно, Булат хорошо знал, как любят все мальчишки своих лошадей. И не только потому, что шефствуют над конезаводом, и даже не потому, что тренируются у чемпиона в конноспортивной школе. Даже трудно объяснить, откуда у них столько желания холить вороных да гнедых красавцев скакунов, сыпать им в кормушки шуршащий о дерево овес, выгонять из денников по утренней жгучей росе на проминку и, тихо, как бы невзначай, произнеся кличку лошади, замечать, что она услышала зов, перестала щипать траву, подняла голову и, подергивая в жвачке трепетными губами, косит добрым влажным глазом…

А сколько разных кличек было у лошадей, и какие все необыкновенные, странные, волнующие слух: Амальгама, Ланцет, Яшма, Прибой, Перепляс, Бегунок, Астория, Дума, Спутник… Их можно было произносить, как названия неведомых, далеких стран. А то еще любили мальчишки перебирать в памяти масти лошадей: вороная, буланая, пегая, рыжая, мухортая, серая, каурая, гнедая, караковая… Перебираешь масти — словно бы хочешь небывалую радугу составить. Правда, на конезаводе были лошади в основном вороные да гнедые, но какой же наездник не знает всех остальных мастей!

Наездники уже закончили скачку, спрыгнули на землю, вели своих лошадей в поводу, и потемневшие от пота бока скакунов часто и тяжело подрагивали.

— Ух! — вздохнул Шурка, поворачиваясь к Игорю Куневичу. — Нам бы так! То есть мне… Я пока слабак, сам сознаю. Но ты, Игорь, скоро можешь на третий разряд вытянуть.

Игорь недоверчиво усмехнулся, но тут же вновь задумался, глядя, как спортсмены расседлывают лошадей возле конюшен. Вот если бы удалось ему подступиться к Амальгаме! Но куда там, на этой лошади скакать только Булату: никого другого не подпускает к себе, сбрасывает любого седока на землю…

— Даже не мечтай про Амальгаму, — угадал его мысли Вовка Чубарец. — Это же дикая лошадь Пржевальского. — Небрежно тряхнув чернявой головой, он полез в карман, вытащил золоченый початок кукурузы и принялся хрустеть.

Тогда все вспомнили о своих карманных припасах, и вот уже у каждого в руке оказались початки, или лиловые сливы, или теплые солоноватые стручки вареной фасоли.

— А знаете, какая есть еще масть, кроме тех, которые нам знакомы? — внезапно спросил Вовка и обвел всех уверенным, довольным взглядом. — Игреневая.

— Ну да, сиреневая! — фыркнул насмешливо Шурка Хоменок. — Выдумаешь, Чубарь…

— Игреневая, — твердо произнес Чубарь тоном ученика, отлично выучившего урок, — что значит — рыжая, со светлой или белой гривой и хвостом…