Эдуард Корпачев - Тройка запряженных кузнечиков

— Да, Кира?

А Кира посмотрела зеленоватыми глазами опять вверх, на верхушку великого тополя, и ответила:

— Ты самый выдающийся матрос на моем судне. Да, Сева.

Бесконечно можно лежать в стогу сена и слушать, как за кустами, там, где запруда, клокочет вода, и глядеть на Киру, обхватившую руками колени, и думать о том, что она интереснее для него, Севы, чем лучший друг Лешка, и что Лешка теперь уже будто бы не самый лучший друг. Нет, Севе не казались эти мысли предательскими, и он, подглядывая за Кирой, уже ждал от нее каких-нибудь новых выдумок, чего-то необычного, странного и веселого…

Бесконечно можно лежать в стогу сена, да только жарко, а в воду идти почему-то лень, и вот Кира стала мечтать о том, как бы избавиться от жары, как бы насыпать посреди речки какой-нибудь островок и там обитать: и не в воде — и среди воды, и не на земле — и все ж на земле.

— А что? — спросила она с ликующими, округлившимися глазами. — А если что-нибудь такое на сваях…

— У нас во дворе стоит выброшенный кухонный стол! — неожиданно выпалил Сева.

— Прекрасно! Ты выдающийся матрос, Сева. Тащи этот стол!

— А он же… это самое… Ну, подгниет в воде, — медлительно произнес Лешка.

— Чепуха! Ничего с ним не будет. Он же весь пропитался жиром! — И с этими словами Кира вскочила и пошла к деревне, а Сева с Лешкой поспешили следом.

Стол они с Лешкой взяли с обеих сторон и понесли, и Севе хотелось бы посадить на стол Киру, чтобы нести ее, как королеву, он уже хотел предложите Кире необычное катание, но хорошо, что не успел, потому что вдруг откуда-то взялся Мишка Босой и стал приставать, допытываться:

— Вы куда переезжаете?

— Из деревни в город, — независимо ответила Кира, шагая впереди.

И когда они вернулись к речке и тут же внесли стол на самую середину медленного течения, когда осталась на воде темная, заскорузлая поверхность, она, эта поверхность, представилась Севе каким-то плотом, каким-то легендарным «Кон-Тики», и он поскорее захотел забраться на эти крашеные доски.

— К берегу ближе, — вполне серьезно подал совет Босой. — Бабы стирать бельишко будут…

— Эх, ты… бельишко! — презрительно бросила Кира. — Забеспокоился… Это единственный в мире деревянный островок. Здесь будут находить пристанище пловцы и путешественники.

А Босой, тем временем разогнавшись с берега, прыгнул на деревянный остров, оттолкнулся и на другом берегу оказался. Ему это понравилось, он опять разбежался, да только в это мгновение Кира взобралась на остров и уселась спокойно и важно, точно хозяйка острова.

Сева с Лешкой переправились на «остров», тесно им было втроем и хорошо, и они смеялись и кричали, чтоб шел к ним Босой, но тот дичился:

— Чего еще… Нету времени…

Наверное, эта речка, петляющая в кустах и похожая на ручей, безымянная, давно не видела ни лодки, ни челна, а вот теперь Кира плыла по недвижной ее воде в забавном суденышке, в каком-то продолговатом долбленом корытце, плыла и правила самодельным веслом, и Сева, продираясь с Лешкой сквозь береговые заросли, изумлялся, как удалось ей унести это корытце, в котором замешивали пойло для скотины, и отправиться в плавание. Ноев ковчег, древний струг, ладья — так по-разному называл Сева мысленно эту нетонущую посудину с отважной мореплавательницей в ней и покрикивал:

— Эй, на ладье! Не видать ли впереди неприятеля?

— А вы бы пошли в дозор, — отвечала ему Кира.

И он кивнул Лешке и стал пробираться вперед — где зарослями, а где и лугом, — осматривался настороженно, опасался хрустнуть веточкой, словно и вправду кто-то подстерегал их и мог помешать плаванию удивительной Кириной лодочки. И деревня, и чистый, скошенный, точно подметенный луг, и запруда, и великий тополь с тележным колесом, на котором будут гнездиться аисты, остались в стороне, и начались какие-то новые края. Ведь знаешь, что это уже соседняя деревня, тут не раз бывал, тут родственники живут, кино здесь показывают чаще, и все же неистребимо желание открывать новые края. Да, был Сева здесь уже пришлым человеком и потому с такой жадностью разглядывал избы вдали, на бугре, кирпичные фермы и ветродвигатель, который казался очень легким сооружением и блистал, как фольга.

Много деревень по русской земле, и только миновали эту, чужую деревню, как вывела речка опять к каким-то избам, изгородям и садам, — так можно бесконечно идти от селения к селению. И Сева уселся на берегу, Лешка опустился рядом, а между ними словно бы горел бесцветный костер, у костра же людские души всегда нараспашку, и Сева уже не боялся выдать приятелю самое-самое: