Эсфирь Цюрупа: Улица Зелёная

— Уда-ар! Го-ол! — несётся с террасы, и вся улица отвечает громкими криками. А белки уж и след простыл.

Матвей стоит за калиткой. Он смотрит на ту сторону, наискосок, туда, где кончается забор детского сада и начинается лес. Сегодня старшая группа собирает в лесу шишки. Из них будут делать зверей, человечков, Чебурашек. Шишек надо много — для младшей группы тоже. Матвей видит: на опушке, меж кустов и деревьев, бродят знакомые люди: наклонилась, положила шишку в корзину строгая Зоя Петровна, пробежала девочка с бантами. Матвею тоже хочется собирать шишки, но он обещал прабабушке к детскому саду и на десять шагов не подходить. Конечно, шишек хоть целое ведро можно насобирать и у себя на участке, но зачем отдельный человек будет их ни с того ни с сего собирать?

— …Мяч на правой стороне поля… Сильным ударом кто-то подаёт мяч на штрафную площадку!!!

Почему голос Озерова всё приближается? Почему Озеров кричит уже в самое ухо Матвею? На кого злобно рычит Гамбринус, запертый за калиткой?

Матвей в удивлении оборачивается. Рядом с ним стоит рыжая корова и рыжий телок, объедают листочки на молодом вишнёвом деревце, которое прадед высадил на улице. За коровой стоит её хозяин — Матвей знает его. Он живёт в своём доме на той стороне, а по ночам сторожит детский сад, поэтому его зовут сторож. Кроме рыжей коровы с телком, у него есть ещё толстая свинья и толстые розовые поросята. Он для них из кухни детского сада носит полные вёдра всяких объедков и очистков. И все ребята знают, что поверх забора у него натянута проволока с колючками, чтоб мальчишки к нему за яблоками не лазали…

— Здравствуйте, — вежливо говорит Матвей сторожу.

Но тот не отвечает: наверно, не слышит. Сторож глядит себе на живот. На животе у него висит транзистор. Из транзистора несутся крики. Наша команда атакует ворота противника.

— Давай, давай! — торопит сторож и притоптывает ногой. Непонятно, кого он торопит — футболистов или корову и телка, чтоб живей объедали вишнёвое деревце?

Матвей срывает клок травы и протягивает маленькому бычку. Тот берёт траву осторожно мягкими губами, потом вдруг дёргает травинки и жуёт. Матвей гладит его шелковистую морду, твёрдые бугорки на лбу, где вырастут рожки.

— Знаете, — говорит Матвей сторожу, — прадед нарочно сюда вишенку высадил, чтоб на улице было красиво, а не чтоб коровы ели.

— Вам-то какая прибыль? Всё одно урожай мальчишки оберут, вам не достанется, — отвечает сторож.

— Ну и пусть. Прадед сказал: весной зацветёт вишня — красота!

Сторож хмыкает:

— Красота! Из неё шубы не сошьёшь.

При чём тут шуба?

— А прадед сказал: красота будет для всех прохожих, — упорствует Матвей.

— Больно добрый твой прадед, — недовольно говорит сторож.

— Да, он добрый, — соглашается Матвей.

— И больно умный, — прибавляет сторож так сердито, словно добрым и умным быть плохо.

— Конечно, умный, — соглашается Матвей.

— Го-ол! — вдруг кричит сторож, корова шарахается, бычок скачет, обгоняя её, и сторож идёт вслед за ними дальше по улице и уносит с собой шум и крики стадиона.

Матвей последний раз взглядывает на опушку. Теперь уж никого не видно, все углубились в лес.

И вдруг…

И вдруг из кустов вынырнули две фигуры. Пригибаясь, таясь, они пересекают солнечную улицу. Они всё ближе. Конечно, Матвей сразу их узнал: впереди бежит Панков, он тащит за руку Дёмочкина. Кудряшки на Дёмочкине вздрагивают, глаза полны испуга. А кто бежит за ними на тощих ногах? Ну, ясно, Пискля! Он канючит тонким голосом:

— Я с ва-а-ами… А не то скажу Зое Петровне-е-е…

Они, запыхавшись, останавливаются возле Матвея. У каждого за пояс заткнута пустая сумка для шишек.

— Пусти скорей, пусти скорей, — говорит Панков, — пусти, пока никто не видел.

Матвей приоткрывает калитку. В щель вихрем вырывается с участка Гамбринус, он скачет на задних лапах, стараясь лизнуть каждого гостя в нос. Он любит гостей.

— А петух где? — спрашивает Пискля из-за спины Дёмочкина.

— Заперт он в сарае.

Тогда храбрый Пискля вылезает вперёд.

— Мы удрали, а она не заметила, — объявляет он.

— Мы бы ещё раньше удрали, но Дёмочкин задумался, — объясняет Панков.

— Я не задумался, — спорит Дёмочкин, — просто там была божья коровка, и у неё крыло не складывалось, я помог, и она его спрятала.

— А Писклю никто с нами не звал, он сам увязался, — говорит Панков, — у него уши, как радары на аэродроме, во все стороны крутятся и всё подслушивают. От него не отвяжешься. Ладно уж, возьмём и его? — спрашивает он Матвея.